Расколотый мир
Шрифт:
Она тянется к бутылочке рядом с моей кроватью, ловя встроенную соломку, чтобы я мог сделать глоток. Горло горит, когда я глотаю.
— Продолжай пить, это исцелит твое горло. Как только ты сможешь двигаться, я помогу тебе выбраться, за все, что ты можешь там сделать. — Она отставляет бутылку и достает пластырь с полки над моей головой. Я наблюдаю, как она обматывает его вокруг моего предплечья, прикрывая генный маркер. Сердце замирает. Что бы я сказал, если бы кто-то попытался его отсканировать?
Она заканчивает разглаживание повязки с мрачным, нечитаемым выражением, а затем выпрямляется.
— Мне
Она разворачивается, чтобы уйти, ее целенаправленный шаг сводится к утомленному шарканью. Даже запертая в камере, избитая и окровавленная, привязанная к столбу на земле, она никогда не отпускала сталь из своего позвоночника, теперь же ее плечи сутулены, а руки дрожат, прежде чем она засовывает их в карманы. И я знаю, что проносится через нее, лишая ее силы, потому что это проносится и через меня тоже.
Мы проиграли. Прекращение огня закончилось.
Она снова здесь, когда я просыпаюсь после ночи, проведенной давясь глотками сладкого, приторного геля, который начинает исцелять горло, и притворяясь спящим, чтобы избежать вопросов, на которые я не смогу ответить. Пытаюсь не представлять Шона дома, придумывающего какую-то историю о том, почему я ушел, прикрывающего меня и расхаживающего туда-сюда, паникующего о том, где же я на самом деле. Я надеюсь, что это худшее, что происходит. Если бы эта диверсия была открывающимся залпом Макбрайда, то тотальная война могла уже разыграться на болотах.
В боевом снаряжении невозможно думать о ней как о ком-то другом, кроме как о солдате, особенно после того, как она наставила на меня ствол пистолета. Но сейчас, пододвинув жесткий пластиковый стул к моей кровати, ее голова покоится на руках, скрещенных на краю кровати. Глаза больше не режет, и одно из лекарств, которые они мне дали, приглушило головную боль, настолько, что она окружена только слабой аурой света.
Из того, что я могу видеть, она умыла лицо, но пятна от сажи все еще находятся вдоль кромки волос, и она до сих пор не сняла грязный боевой костюм. Что означает, что база все еще обеспокоена тем, что диверсия была первой стадией нападения. Я стаскиваю кислородную маску, делая экспериментальный вдох. Я могу справиться, если не вдохну слишком глубоко. Находясь так близко, она пахнет потом, пеплом и горем, и я хочу поднять руку и потянуться к ней, игнорируя боль в руке. Я этого не делаю, и несколько минут спустя она чувствует, что я проснулся и приподнимает голову.
Она моргает, смотря на меня, а затем ее лицо становится тревожным, быстрее, чем кажется возможным. Она прочищает горло.
— Он мертв. Подрывник. Погиб во время взрыва.
Я заставляю себя дышать медленно. Воздух пахнет дезинфицирующим средством, резким на моем языке. Мозг придерживается этого факта, откладывая новости о том, чего я не хочу знать. Это может быть кто угодно из нашего лагеря. Я не хочу, чтобы это был кто-то, кого я знаю, даже худший из них.
— Это был… — голос все еще скрежещущий шепот.
— Макбрайд. — Джубили прерывает меня, спасая от дальнейших разговоров. — Нет. Отпечатков пальцев не осталось, но стоматологические записи говорят, что это человек по имени Дэвин Куинн. В его досье нет никаких арестов, не так много штрафов. Он жил в городе.
Она делает паузу, чтобы позволить мне осознать все. В городе. Не мятежник, не солдат с яростью. И я знал Дэвина Куинна, я знаю его дочь. Он даже не симпатизирует нам. Он не имеет к нам никакого отношения.
Она разочаровано продолжает, сбитая с толку.
— Он только и оказался в системе, потому что у него вырвали зуб пару лет назад. Как твои люди втянули в это такого человека, как он?
Хоть это и нелепая реакция, но мне хочется смеяться, мне до сих пор не верится.
— Мы этого не делали. Куинн, скорее всего, так же хотел взорвать это место, как и ты. Должно быть, у него были другие дела на базе. Это был не он.
— Он. — Она склоняется ближе, понижая голос, чтобы другие в палате не услышали нас. — На нем был детонатор. У нас есть запись с камер наблюдения, на которой он разговаривает с девушкой, как ни в чем небывало, а затем поворачивается и идет в казармы за минуту или за две до взрыва.
— Потому кто-то заставил его сделать это, — говорю я ей. — У него есть дочь моего возраста. — Детское лицо Софии Куинн всплывает в сознании, улыбающееся в моей памяти. Интересно, она и есть та девушка, с которой он разговаривал на записи с камер наблюдения. — Джубили, он не сделал бы этого с ней. У него не было причин.
— У Мори не было причин стрелять по гражданскому в городе, — тихо говорит она.
— Но это была ярость, — настаиваю я. — Здесь совсем другое дело. Твой солдат нездешний, Дэвин же здесь родился. Ни один местный никогда не поддавался ярости. — Но что-то ледяное шевелится внутри меня при этой мысли. Я никогда не сомневался в том, что ярость была предлогом для trodair'i, до тех пор, пока Джубили не посмотрела мне в глаза и не поклялась, что она реальна. Но Дэвин Куинн был мирным, человеком без борьбы в сердце и с дочерью, ради которой нужно жить.
— Ты прав насчет одной вещи. Это была не ярость. Кормак, когда наши люди ей подвергаются, они хватают ближайший нож и ударяют своих друзей и кого-то еще рядом с ними. Они не создают бомбы. — Ее голос становится быстрым и резким, и только после того, как она оглядывается через плечо на бессознательных соседей по палате, она делает вдох и снова успокаивается. — Создание бомбы требует времени, планирования, обдумывания. Ярость — это… дикость. Жестокость. Чем быстрее ударишь, тем быстрее пройдет.
Я качаю головой, стиснув зубы.
— Это был не он. Я клянусь своей жизнью. Что-то, или кто-то, должно быть, заставил его сделать это.
Джубили разочарованно вздыхает, проводя рукой по лицу. Я вижу, что она обеспокоена, это дает мне надежду, что, возможно, она верит мне, возможно, есть что-то большее в том, что произошло сегодня на базе. Но потом я понимаю, что она смотрит на меня с напряжением во взгляде. Я приближаюсь, чтобы лучше рассмотреть ее, различить нюансы ее закрытого лица — и понимаю, что это не единственная новость, с которой она пришла сюда поделиться.