Расколовшаяся Луна
Шрифт:
Под конец последовал самец. Волки собрались вместе и заняли позицию полукругом вокруг меня. Даже молодые успокоились, присели на задние лапы, но не выпускали меня из поля зрения, уши бдительно подняты вверх, пасти слегка приоткрыты.
Но одного ещё не хватало. Солнце освещало его сзади, в то время как он пружинистым шагом вышел из зарослей - теперь уже не на четвереньках, а в вертикальном положении и насытившись. Волчица заскулив, легла и положила свою голову на передние лапы, не отрывая от меня своих жёлтых глаз. Только самец откинул свою голову назад и в последний раз завыл - растянутый, тёмный зов, который я никогда в жизни не смогу забыть. Потом, как по команде, которую восприняли только
– Я хочу поблагодарить тебя за твою верность, - прошептал он, когда остановился возле меня, и я, дивясь, ощупывала его вновь расцветшие щёки. Он всё ещё был не здоровым, но сытым и, очевидно, нашёл в них противоядие. Они подарили его ему. Нежно, он обхватил обеими руками меня за голову, чтобы прижать свой лоб к моему. Я тут же обмякла и сползла на его плечо, где он надёжно и защищённо держал меня - так надёжно и защищённо, как мой отец держал меня в уединённой хижине, в окружении ледяной, полярной ночи. Мама была совсем близко. Передо мной блестела коричневая копна волос Пауля, как бронзовый шлем, в мерцающем свете камина. У меня текли слюнки, потому что во всей комнате пахло свежими испечёнными вафлями, и я с нетерпением ждала, когда съем их, хотя точно знала, что засну раньше, на груди моего отца, который своей незыблемой уверенностью делать всё правильно, всё время правильно, наделил меня силой, которая понадобится мне всю мою жизнь. Без неё ничего не удастся, и всё будет даваться с трудом.
– Ты отдал мне его назад, - прошептала я.
– Моё воспоминание. Оно здесь. Я могу его видеть, прямо перед собой.
– Я обещал тебе это, - ответил Колин, улыбаясь. Его дёсны снова стали нормального цвета, а блестящие волосы извивались, потрескивая, вокруг заострённых ушей. Но в его улыбке я увидела печаль, которая была мне очень знакома. Ему не хватало моего воспоминания.
– Тебе нужно было иметь только немного терпения. Ты можешь идти. Иди, Эли.
– Идти? Сейчас? Ты сошёл с ума? Сначала я хочу ещё многое узнать, дружочек. Во-первых: почему ты не отдал мне воспоминание тогда, когда я была у тебе на Тришине и ты нашёл китов? Ты был сыт, как никогда ранее! Почему так поздно?
Колин, с сожалением, опустил голову.
– Я хотел это сделать, Эли. Но потом мне стало ясно, что Францёз перевёртыш и схватка будет сложной. Очень сложной.
– Такой сложной, что ты сразу и меня захотел прикончить? Тебе было это нужно, чтобы размяться?
– Нет.
– Это «нет» прозвучало так твёрдо и ясно, что на один момент источник моего гнева исчез.
– Мой план для схватки сформировался уже на Зильте. Всё, что заставит тебя гневаться, подходило. Алчность была одной из этих вещей. А в первый вечер я не отдал тебе его назад, потому что оно делало меня более похожим на человека, а это помогло тебе переспать со мной. Ведь именно это ты и собиралась сделать, не так ли?
Он больше не улыбался. Да, это я и намеревалась сделать.
– И почему теперь ты захотел убить меня? Сначала половой акт, потом смерть - это у вас, у Маров, так заведено?
– Мой голос звучал более укоризненно, чем я хотела. Непонимание его поведения сверлило меня, как воспалённое жало.
– Тильман показал мне письмо, но я ничего не понимаю!
– Именно этого я и хотел достичь, - ответил он настоятельно.
– Чтобы ты больше ничего не понимала. Эли, если бы я хотел убить тебя, то это было бы очень легко. Но ты жива, не так ли? Пошли, следуй за мной. Солнце ...
– Оно поднималось. Его светящие лучи заставили блестеть ирис Колина нефритово-зеленым цветом, а меня быстро утомиться. Но мне нельзя засыпать.
Когда я прислонилась напротив него к корявому стволу и вытянула ноги, я снова стала немного более бодрой. Мой разум работал теперь более гибко, а не прыжками. Мои мысли вернулись к былой ясности, которой мне уже в течение нескольких недель болезненно не хватало. Кроме того, меня охватило едва заметное, но постоянное чувство упоения, после того, как Колин отдал назад мне моё воспоминание. Это было чувство защищённости, которое исходило от папы. Всё будет хорошо. Всё. И сейчас тоже.
Колин сел, скрестив ноги, на мягкую землю и сцепил свои длинные пальцы.
– Имеет ли смысл рассказывать тебе? Смогу ли я вообще этим всё исправить? Не торопись с ответом. Подумай столько, сколько тебе потребуется времени.
Его пинок мне в живот был бесчеловечным. То, что он наблюдал за тем, как меня рвало, тем более. Гнать меня через грязный канал, перекрыть мне воздух, вызвать всё то, чего я боялась уже в течение нескольких месяцев ...
– Если я это пойму, может быть, смогу и простить, - всё же сказала я.
– Ах, Лесси ... Если бы чувства подчинялись логики, то, скорее всего, нас, Маров, не существовало бы. Твоя душа не забудет об этом так быстро, как бы сильно ты не пыталась. Поэтому, может быть, для тебя будет легче, если ты будешь думать, что это случилось злонамеренно.
– Восхитительно. Я ещё что-то буду с этого иметь. Зачем ты вообще позволил другим это увидеть? Ладно, наверное, чтобы Пауль обнаружил настоящую сущность Францёза, спасибо, но разве ты не мог повернуть это так, чтобы он, по крайней мере, не понял, что ты сделал со мной? Теперь он постоянно увещевает меня, чтобы я порвала с тобой отношения ...
– Именно поэтому, Эли. Поэтому я это и сделал. Они должны были увидеть, какой я. Каким я могу быть.
– Но они не знают, почему! Почему - всегда решающий фактор. И я хочу узнать это - почему.
– Колин покачал головой, но я продолжила торопливо говорить.
– Я хочу обсудить это с тобой! Останься здесь, пожалуйста. Поговори со мной.
– Я задышала быстрее, потому что страх отпустить его сейчас, снова и навсегда, да, удовлетворится неубедительным аргументом, что он просто злой и низвёл мои травмы и шок до тривиальности.
– Я здесь. Спрашивай, что ты хочешь спросить.
– Колин молча ждал, пока моё дыхание снова стало равномерным.
– Почему ты вступил в союз с Францёзом, а в последний момент сделал выбор против него?
– Снова мой голос звучал агрессивно и враждебно. Это было невозможно предотвратить.
– Я не вступал с ним в союз, - ответил Колин спокойно.
– Я ввёл его в заблуждение, также как ввёл в заблуждение тебя.
– Для чего?
– вскипела я.
– Ты так напугал меня!
– Именно.
– Колин поднял свои веки и посмотрел мне прямо в глаза.
– Страх, гнев, злость, недоверие. Твои самые сильные эмоции. Они были моим оружием. Я разжигал их.
Я чувствовала себя, будто была парализована. Разжигал мои негативные чувства? Зачем? Они ведь не могли накормить его! Мары жили за счёт красивых, страстных чувств. Они делали их сильными. Значит, Колин вызвал во мне плохие чувства, подстрекал их, а потом ... Один момент, сцена в канале. Этот странный вид атаки. Он высосал из меня негативные чувства, чтобы затем ...
– Ты отравил его, - высказала я вслух конец моих соображений.
– Ты отравил Францёза! А не наоборот. Моими чувствами!