Расколовшаяся Луна
Шрифт:
– Что мы тут делаем?
– спросила я и повернулась в сторону Колина.
Он действительно зашёл за мной, после двух бесконечно долгих часов, во время которых я ничего не делала, кроме как сидела на шикарном кожаном диване в квартире, смотрела на стеклянный стол и глупо улыбалась. Чувство триумфа, которое снова и снова поднималось во мне, привело меня в почти парящий счастливый экстаз. Нам это удалось: мы перехитрили Тессу. Я знала, что Колин не заманил бы меня в дюны, если бы это представляло опасность для нас или для меня. Так что Тессы здесь не было. У нас было преимущество перед этой глупой, старой сучкой.
Но
– Теперь мы едим ко мне, - спокойно ответил Колин, взял меня за руку и спустился со мной по ступенькам к лодкам, танцующим на воде.
Инстинктивно я отступила на шаг, когда он начал отвязывать трос моторной лодки. Это была одна из тех ракет, с которыми Гринпис пытался захватить нефтяные танкеры или спасти тюленей, и которые использовали, чтобы отвезти туристов к китам. Я часто видела их по телевизору, но никогда ни в одной из них не плавала.
И сейчас я не горела желанием делать это.
– Вот на этом? Точно?
– убедилась я скептически. Я застегнула куртку до самого подбородка, но резкий ветер проникал сквозь ткань до самой кожи. Кроме того, я мёрзла изнутри. Жар в моём сердце только что погас. Не осталось даже искры.
– Не бойся, она не утонет, - Колин ловко вскочил на лодку, которую, как скорлупу ореха, бросало туда-сюда. А мы всё ещё находились в гавани.
– Любой корабль может утонуть, - ответила я раздражённо. Его глаза сверкнули, когда он повернулся в мою сторону и протянул мне руку.
– У тебя есть выбор, Эли. У нас осталось примерно полчаса, чтобы отвезти тебя назад в квартиру. Или же мы поедем вместе. Дольше нам нельзя ждать, не то ветер станет слишком сильным, чтобы можно было выехать из гавани.
Я успокоилась, схватила его за руку и позволила затянуть себя на качающуюся лодку. В конце концов, я не хотела отступать. Колин подтолкнул меня на скамейку рядом с рулём, указал, чтобы я держалась за боковые ручки и не отпускала ни на секунду.
Десять минут спустя я знала, почему. Я кричала уже в пятый раз:
– Остановись! Медленнее, плыви медленнее!
– хотя мне было ясно, что я вела себя как истеричная, избалованная цаца, которая боялась, что небольшая буря испортит ей причёску. Но я состояла только из страха.
Всё во мне хотело вернуться на землю, чтобы снова иметь под ногами твёрдую почву, а не быть брошенной в любой момент туда-сюда, не имея при этом шанса собраться или даже вздохнуть.
Волны надвигались со всех сторон, и про каждую я думала, что она опрокинет лодку. Для меня оставалось загадкой, как в последнюю секунду лодка всё-таки поднималась на ней, и, тем не менее, я проклинала всё это, так как всё неизбежно вело к тому, что лодка постоянно находилась в воздухе, чтобы потом с оглушительным треском обрушиться в следующую впадину, образовывающуюся между волн. Толчки были настолько сильны, что мокрые ручки почти выскальзывали у меня из пальцев.
Колин, напротив, стоял (стоял!) бесстрастно за рулём и даже не глядел в мою сторону: взгляд упрямо направлен на бушующее чёрное море, рука твёрдо держит рычаг газа.
– Помедленнее, пожалуйста, Колин!
– закричала я в отчаянии, когда ветер утих на одну секунду. Я уже знала, что он это делал только для
– Если я поплыву медленнее, то волны будут контролировать меня, а не наоборот, понятно? Держись крепче и смотри на горизонт. И перестань кричать, так тебе в лёгкие задувает слишком много холодного воздуха.
Моё "тупой говнюк" затерялось в новом рёве мотора. Смотреть на горизонт - это было типично для Колина. Я не видела никакого горизонта. Мир потерял все свои горизонты. Я видела только волны, мои глаза не находили в них никакой опоры. Сильнейшая тошнота охватила меня. У меня не получалось держать рот закрытым; я автоматически вскрикивала, если лодка начинала крениться в сторону и, как транспортное средство пирата, мчаться по ледяному воздуху, или её нос быстро взлетал из воды.
Я не знала, как долго Колин терзал нас, везя через неспокойное море - каждая минута казалась вечностью - и, тем не менее, у меня было такое чувство, будто я в дороге несколько часов. Единственное, что я чувствовала, как мои слёзы согревали моё холодное лицо, а мой трепет и дрожь были теперь единственной реакцией тела; я сама ничего этого больше не чувствовала, я только отмечала это, когда смотрела на себя вниз. Все ощущения сосредоточились на моём желудке, а ему было совсем не хорошо.
Внезапно лодка дёрнулась, и мы заехали, скрепя, на песчаную отмель. Колин прыгнул в волны, схватил верёвку и вытащил весящую тонну лодку на ил, где привязал её к деревянному столбу, качающемуся на ветру.
– Мы приехали! Ты не хочешь слезть?
«Я не могу», хотела сказать я, но побоялась, что меня вырвет, как только я начну говорить. Неподвижно я сидела на узкой скамеечке, по-прежнему сжимая ручки. Меня укачало, мне ужасно плохо, думала я так отчётливо и интенсивно, как только могла. Я не могу сейчас встать. Он что, не слышал меня?
Колин запрыгнул назад в лодку и оторвал мои пальцы по одному от ручек. Потом он поднял меня, отнёс через бурлящие волны на сушу, где перед нами в лунном свете появилась конструкция свайного жилища - хижина, возведённая на брёвнах и не намного просторнее, чем большая баня, но с балконом по всему периметру и телескопами на каждой стороне. Крутая лестница вела наверх. И уже следующее облако закрыло луну, и стало очень темно.
Колин переместил меня на своё правое бедро и поднялся по лестнице тремя упругими шагами. Когда дверь наконец закрылась и вой шторма остался за дверью, он поставил меня на деревянный пол. Я не двигалась. Я наслаждалась твёрдой почвой подо мной и настойчиво уговаривала себя, что креветки, которые я быстро навернула в Хёрнуме, не выплюну на ноги Колина, как только воспользуюсь своим голосом. Креветки должны остаться внутри меня.
– Тебя не укачало, Эли. Тебе просто страшно.
– Ха, - сказала я слабо и была очень горда, что мой желудок признал этот звук, не вывернувшись на изнанку. После нескольких спокойных вздохов я стала смелее. – Где, чёрт возьми, мы находимся?
– На Тришене, - ответил Колин сухо и взял меня за плечи, чтобы мягко приподнять и прислонить к краю кровати. Меня охватила внезапная сентиментальность - и здесь у Колина была кровать, хотя он не спал. Я вспомнила кровать с бархатным покрывалом в его доме в лесу, на которой мы вместе провели ночь, и прикусила себе язык, чтобы снова не заплакать.