Расколовшаяся Луна
Шрифт:
– Твой брат храпит как ненормальный, Эли.
– Я знаю, - ответила я механически.
– Полипы.
– Полипы?
– Тильман скептически поднял брови.
– Я в это не верю. Посмотри на его ноздри. Это воронки. Он должен получать воздуха на двоих.
Он был прав - это были воронки, хотя нос у Пауля не был широким. Я неохотно покачала головой. Нос Пауля не был моей главной проблемой.
– Что, чёрт возьми, ты здесь делаешь?
– прошипела я.
– Pavor nocturnus (прим. переводчика: латинский, означает ночной ужас), - сказал Тильман безразлично и потянулся, пока его плечи не щёлкнули. Пауль
– Ага, - ответила я, ничего не поняв. Pavor nocturnus. Никогда не слышала.
– И что ты здесь делаешь?
– вдруг я почувствовала себя пойманной, между этими двумя мужчинами, но не хотела карабкаться ни через Пауля, ни через Тильмана, чтобы получить назад свою свободу.
– Поговорим. На кухне, - приказала я шёпотом вместо этого.
Тильман встал, позволил мне сползти с кровати и тихо последовал за мной. Я не знала, сколько было времени, но солнце как раз пробилось сквозь туман, покрывающий каналы, и заставило в своём свете блестеть мраморные плитки пола на кухне. Тильман основательно зевнул. Когда его рот закрылся, я услышала, как брякнули его зубы хищника.
Удивленно я посмотрела на него. Он вырос. По меньшей мере, на десять сантиметров. Да, он был таким же высоким, как и я, может быть, даже выше...
– Метр семьдесят четыре, - объявил он, когда заметил мой взгляд.
– Двенадцать сантиметров за три месяца.
– Ой, - сказала я сочувственно. Это должно быть было больно. Внезапно я осознала, что у меня тоже всё ещё было тело. Помимо того, что это тело находилось не в лучшем состоянии и немедленно должно было быть помыто, у него также были насущные потребности, которые оно теперь требовало удовлетворить всеми своими силами.
– Мне нужно под душ и в туалет, - пробормотала я.
– Сделай, пожалуйста, кофе. Не сбегай.
– Я поторопилась, потому что боялась забыть все те вопросы, которые крутились у меня в голове.
Но когда я захотела вытереться и одеться, зеркало заставило меня остановиться. Может быть, это было и к лучшему, что Колин и я на данный момент были друзьями, хотя эта мысль приносила мне такую боль, что на глазах выступили слёзы. Но в этом состоянии я не хотела показывать ему себя. Мои рёбра выделялись, а мои бёдра были определённо слишком худыми. Единственное, что мне казалось ещё более-менее приемлемым, был мой зад. Я быстро оделась, чтобы не глядеть дальше на этот трагизм, выжила воду из волос. Моё лицо было чрезвычайно бледным - если не сказать неживым, но глаза потеряли их гнетущую апатичность, которая во время моей болезни заставляла меня сразу же отворачиваться от зеркала, когда я случайно смотрела в него. С любопытством и внимательно они смотрели на меня.
В первый раз после ночи на Тришине - сколько после этого прошло времени, я не знала, но должно быть не больше, чем несколько дней, - у меня появилось чувство, что я могу подумать о будущем. Да, будущее снова существовало.
Отдохнувшая и очень голодная, я вернулась на кухню. Тильман действительно приготовил кофе. Он сидел на кухонном столе, рядом с плитой, и терпеливо меня ждал.
– Хорошо, - вздохнула я и обернула полотенце вокруг мокрых волос.
– Тогда давай начнём. Pavor nocturnus?
– Раньше я тоже этого не знал. Ты сегодня ночью внезапно ни с того ни с сего закричала и начала брыкаться - блин, Эли, это было действительно
Я отпустила полотенце, и холодные волосы упали мне на плечи. Я ничего не могла вспомнить. Вообще ничего.
– Пауль позвонил тогда врачу, доктору Занду, в одну из больниц здесь, в Гамбурге, в то время, как ты продолжала вопить дальше, как сумасшедшая. Доктор сказал, что это возможно Pavor nocturnus. Такое в основном происходит у детей, и не является таким ужасным. Скорее всего, ты в какой-то момент успокоишься и будешь спать дальше. Вытащить оттуда мы тебя не сможем. Так оно и было.
– Тельман пожал плечами.
– Я приподнял твои веки, и ты смотрела на меня, но ты меня не видела. Свет включен, но дома никого нет. Через некоторое время ты замолчала и спала дальше. Мы положили тебя посередине между нами, на случай, если это случится ещё раз.
– Почему вы не позвонили моему отцу?
– спросила я укоризненно.
– Эли ...
– Тильман посмотрел на меня с сомнением.
– Твой отец пропал. Не так ли?
Я опустилась на стул и рассеянно тёрла полотенцем мои мокрые волосы. Конечно ... мой отец исчез. Теперь я это снова вспомнила. Он пропал. А также и всё остальное пришло мне на память - что я нашла ключ от сейфа и что Пауль был атакован и, кроме того, стал геем. И что на следующей неделе я должна буду сдать устные экзамены, как я отметила, посмотрев на кухонный календарь. Что случилось на Тришине несколько дней назад, или ...? Я медленно считала дни.
– Извини, пожалуйста, - пробормотала я рассеянно в сторону Тильмана.
– У меня за спиной двухнедельная карьера зависимости.
– Или всё-таки нет?
– Как давно ты здесь?
– С позавчерашнего дня.
– С позавчерашнего? Но почему я не заметила этого?
– Мои подсчёты развалились, как плохо построенный карточный домик. Здесь ничего больше не подходило.
– Ты спала двадцать четыре часа. И сначала очень тихо и спокойно. Колин находился рядом с тобой. Это он, между прочим, впустил меня.
– Ах.
– Я потёрла лоб. У меня в голове всё ещё царил хаос. Колин был здесь, несмотря на Мара. И правильно, поэтому при своём первом визите он зашёл через окно. Чтобы не оставлять следов. Что я объявила полной ерундой, потому что не могла вспомнить, что Пауль был атакован. И скорее всего Мар наконец-то сделал перерыв в своей прожорливости, так что Колин смог снова навестить меня. Во всяком случае, я на это надеялась. Но так как Пауль всё ещё был жив, должно быть так оно и было.
– А почему ты вообще здесь? Тебе это что, приказали твои карты Таро? Или господину стало слишком скучно принимать зимнюю сауну в лесу?
– Карты Таро, - ответил Тильман спокойно.
– Я вытянул мою карту на год. И она сказала мне, что я должен избавиться от моих внутренних оков и сделать разворот в жизни. По крайней мере, я так это интерпретировал. Нам нужно что-то предпринять Эли. Против Тессы.
– Я сойду с ума ... – Застонав, я заплела мои волосы в спутанную косу.
– Так, между прочим, думает мой брат обо мне. Что я сошла с ума.
– Это не ускользнуло от меня.
– Тильман широко улыбнулся. Это его забавляло, без сомнений.