Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2
Шрифт:
Я: – А как пришли за тобой? Вот в первую секунду – что ты увидел, когда открыл глаза?
Гади Цабари: – Нет-нет. Я скажу тебе. Было так. В половину пятого я услышал, как стреляют. Был один выстрел. Я услышал его, потому что никогда не сплю крепко. Услышал, проснулся от этого, понял, что это выстрел. Но решил, что это празднуют – отмечают какую-то медаль.
Я: – Видимо, это когда в первый раз выстрелили в Вайнберга. Значит, он говорил тебе правду. По крайней мере в этом.
Гади Цабари: – Я не знаю, что это было. Возможно. Может быть – в него стреляли, может быть просто сильно ударили. Но это ничего не меняет.
Через двадцать минут после того как я услышал выстрел,
Я: – И что ты подумал в этот момент?
Гади Цабари: – Подумал… что пришли будить меня взвешиваться. На соревнованиях я ведь должен быть в точном весе. И нужно заранее знать вес: потому что если я вешу слишком много – тогда нужно срочно побегать или посидеть в сауне, чтобы сбросить вес. Или наоборот поесть срочно – если я вешу слишком мало. Так вот – я услышал разговоры без десяти пять, и подумал, что пришли меня разбудить. И – представь – сам вышел из комнаты.
Я: – У тебя были часы? Как ты узнал время?
Гади Цабари: – Разумеется – часы были все время на мне. Но плюс к этому я знал, что официальное взвешивание – между шестью и семью утра. И я решил, что просто пришли разбудить пораньше – чтобы, как я тебе уже сказал, успеть скорректировать вес.
И я вышел. И увидел, как открывают дверь у Славина и Хальфина.
И я увидел террориста. И он сразу повернулся ко мне с оружием. И я не смог ничего сделать. И мой друг, который спал со мной в одной комнате, точно так же попался: он не видел, что там вооруженные люди – просто тихие разговоры – и он тоже вышел за мной – вместо того, чтобы выпрыгнуть в окно. А выпрыгнуть было легко: там, с другой стороны, наш второй этаж был как первый. Но думаю, он выпрыгнул бы и с четвертого, если б знал, что с ним будет.
Смотри: я тебе здесь нарисую подробнее, вот здесь, отдельно. Смотри, смотри. Вот представь, что это наш бокс номер 3, изнутри. Вот здесь моя комната – потом винтовая лестница вниз, а вот здесь Хальфин и Славин. Когда террорист захватил меня, и повел по лестнице вниз, я увидел здесь еще террористов. А вот здесь я увидел Фридмана и Романо. И Моше Вайнберга. И тут террористы спросили: «Где все остальные израильтяне?»
Я: – На каком языке они спросили? На арабском? На иврите?
Гади Цабари: – На английском. И тут Давид Бергер (тот, единственный, который был со мной из «Маккаби») сказал на иврите: «Друзья, давайте нападем на них – нам нечего терять все равно!»
Я: – И террористы не поняли? Они не знали иврита?!
Гади Цабари: – Один из них, оказалось, знал иврит. Он моментально приставил мне Калаш вот так, к боку, и сказал: «Пошел вперед».
И меня первым вывели наружу. И все захваченные за мной. А потом – террористы. У Иосифа Романо – был порван мениск в колене – и поэтому он шел на костылях. И это мешало террористам двигаться быстро.
Я: – Господи… Он порвал мениск на этой олимпиаде? Во время соревнований, до теракта?
Гади Цабари: – Да, он был тяжелоатлет. Он поднимал тяжелый вес и порвал мениск. Но такая сила воли была, что он этот груз, несмотря на дикую боль, поднял! Он таки взял этот вес! Такой вес, какой он никогда в жизни до этого не поднимал! И из-за этого теперь мог передвигаться только на костылях.
И так я дошел до первого бокса. Террорист сказал мне: спускайся вниз. А там – мадригот, та самая лестница – в тоннель, по которому террористы туда пришли.
Думаю, у них был план: собрать всех пленных внизу на лестничной клетке, и что туда подъедет машина, чтобы забрать всех заложников.
И меня заставили спускаться – впереди всех пленных. А террористы оставались снаружи.
Я стал спускаться. И вдруг, там, внизу, я как раз и увидел этого самого террориста в маске. Этот террорист вообще не говорил. А общался со мной только с помощью оружия. Ткнул меня в живот автоматом.
Вот, смотри, рисую дальше: на этом шоссе, куда мы должны были спускаться, есть столбы, которые держат всю эту верхнюю конструкцию, всю эту пешеходную эстакаду.
Но они нас явно хотели всех собрать еще до выхода на шоссе, на лестничной клетке.
И когда я спустился до этого, в маске, внизу, и он приставил мне автомат, я просто оттолкнул от себя рукой ствол оружия и бросился бежать наружу, на улицу, по шоссе. Другие пленные шли за мной. Я был первым. И я отстранил от себя ствол оружия и вышел на улицу.
Я: – То есть, ты вышел ровно тем самым путем, которым вошли террористы?
Гади Цабари: – Абсолютно точно. Пойми, я не знал, есть ли там еще террористы снаружи на шоссе, ждет ли там кто-то у выхода. Это была лотерея. Это просто был мой шанс. Ты должна понять: я был без одежды, почти голый, я был в одних трусах – даже без туфель, без ничего, босой. Это было пять часов утра. И я побежал. Побежал зигзагами, между столбов, чтобы они меня не пристрелили. Потому что террористы открыли по мне огонь. Выпустили две или три автоматные очереди. А друзья мои уже не смогли выйти, потому что террорист, который стоял здесь, заблокировал собой выход, снаружи, и стрелял по мне.
Я: – Скажи мне, пока ты шел от третьего бокса к первому – ты уже понимал, что ты в смертельной опасности?
Гади Цабари: – Нет, совсем нет. Во-первых, террористов, которые меня захватили, я видел глаза в глаза. И это психологически сразу меняет ситуацию: если ты видишь человека глаза в глаза, ты не думаешь, что он в тебя будет сейчас стрелять. Пусть даже он и вооружен автоматом. И я только думал сам в себе одно: «Как я доехал на эту олимпиаду?! Как я боролся, чтобы попасть на эту олимпиаду! Этого просто не может быть, чтобы я попал сюда для того, чтобы меня захватили террористы!» Я был как во сне. Я не боялся ничего, у меня не было ощущения страха. Никакого такого ощущения. До той самой секунды, пока я не спустился по этой лестнице. И пока не увидел этого террориста с маской вместо лица. И тогда – я как будто получил удар в сердце. Физически. Я почувствовал себя очень плохо – физически – как будто мне – физически – воткнули нож в сердце. Видишь: было темно, этот проход, эта темная лестница. И до этого все террористы, там, наверху, были как будто бы нормальными людьми – с открытыми лицами, я видел их глаза. У тех, которых я видел до этого наверху, были лица. И вдруг я спустился – и он стоит в темноте в маске.
Я: – Ты в этот момент понял, что можешь погибнуть?
Гади Цабари: – Я проснулся! Ровно в этот момент я проснулся. Я его увидел – того, кто стоял внизу – в четырех ступеньках до конца лестницы. И эти четыре ступеньки я, как получил этот удар в сердце, я уже осознавал, где я нахожусь. И когда я спустился к нему – я ведь не планировал этого – я не знал заранее, кто там есть. Я не знал, кто снаружи есть. Но за эти четыре ступеньки, которые я должен был к нему пройти, я проснулся, я понял, что я должен что-то с собой сделать. И я даже не знал, что именно я должен сделать. И только когда я уже подошел вплотную к нему, я просто отстранил его оружие рукой. Отвел от себя. До этого момента – клянусь – я этого не планировал. И тут я почувствовал себя как взведенная пружина. И отвел оружие рукой. Я не думал, что я делаю. Чисто механически.