Расписной (Адрес командировки - тюрьма)
Шрифт:
Итак, операция завершена. Точнее, ее основная часть. Осталось отработать выход из зоны. Просто так нельзя прийти к Климову, принять душ, выпить водки, отдохнуть и поехать восвояси. Не только потому, что на поддержку его легенды были задействованы секретные сотрудники, те самые «утки» и «наседки», которые лютой ненавистью ненавидимы в любой зоне. Одного агента Вольф вычислил без труда: Волосюк сказал свое слово на разборе, Волосюк озвучил выдумку Климова о возможном выходе через канализационный люк за ограждение… Он входит в правление и потому является особо ценным сексотом.
Есть и еще одна причина, по которой невозможно резко выскочить из зоны: в оперативной практике «Старый друг» не единственная и не последняя операция. Сколько приезжало и еще приедет оперативных работников под видом прибывших по этапу обычных зэков! Поэтому нельзя давать пищу для размышлений о закономерностях оперативного внедрения, нельзя оставлять в памяти подробности собственной придуманной биографии…
Вольдемар Вольф должен уйти в побег. Удачный или неудачный – дело другое. Вряд ли Климов захочет подавать осужденным вредные примеры: скорей всего, через какое-то время из канализационного коллектора извлекут обезображенное тело, зона погудит месяц-другой, и в истории татуированного уголовника будет поставлена точка. Может, у кого-то останутся смутные подозрения, но обсасывание пустых догадок не прибавляет авторитета, поэтому обсуждать их не станут, и вскоре они забудутся.
Вольф механически менял заготовки, росла горка готовых деталей. Перед перерывом за ними подкатил с тачкой Якушев.
– Подожди, где Фогель? Кто мне норму выработки закрывать будет?
Человек-лягушка опасливо оглянулся:
– Фогеля к хозяину вызвали. Вроде из самой Москвы приехали по его душу. Мастер сказал, чтобы я считал и записывал, а потом кто-то наряд закроет.
– Не понял, – возмутился Волк. – Что ты понимаешь в нарядах? Мне Фогель нужен. Я его подожду.
Якушев пожал плечами:
– Так он, может, и не придет. Да ты не бойся, я все правильно запишу.
– Ну смотри, – угрюмо согласился Волк.
В курилке все говорили о Фогеле. Мнения высказывались разные, но сходились в одном: ничего хорошего ему не светит.
– Скорей всего, что-то старое выплыло, – сказал Кацман. – Может, труп откопали, может, еще что…
– Вряд ли за Иоганном есть трупы, – усомнился Пар-цвания.
– Я же говорю: «…может, еще что», – сварливо повторил Кацман. – В былые времена, когда ты досиживал свой срок, тебя вызывали в спецчасть и давали расписаться еще за десять лет.
Шнитман доверительно взял Вольфа под локоть и отвел в сторону.
– Я, кажется, догадываюсь, в чем дело, – зашептал он. – Кто-то из старых подельников дал-таки показания. Держался, держался, а потом таки дал. Это бывает.
– Суки поганые, да я за дядю Иоганна! – Вольф разорвал на груди рубаху. – Пойдем со мной, Яков Семенович, постоишь на стреме…
– Где? – испуганно спросил тот.
– Ну на атасе! Не бойся, делать ничего не будешь. Увидишь, кто-то идет, свистни!
Взобравшись на крышу пристройки, Вольф мелом написал на черной стене: «Менты – суки». Это был сигнал для Климова – просьба о встрече.
– Ну
– Это еще почему?
– Потому что этой надписью ты никому ничего не докажешь. А тебя посадят в ШИЗО. И что ты выгадал?
– Не всегда надо выгадывать. Мы же не в магазине.
– При чем здесь магазин? – обиделся Яков Семенович. – К чему эти намеки! Если хочешь знать, я никого не обвешивал и не обсчитывал. Меня посадили за политическую борьбу!
– Знаю, знаю, – примирительно сказал Вольф. – Но борьба должна продолжаться и здесь. Поэтому в ШИЗО я пойду с гордо поднятой головой!
Шнитман уважительно кивнул и отошел. Можно было не сомневаться, что об идейной стойкости Вольфа в зоне будут ходить легенды.
Рабочий день подходил к концу. Вольфа не оставляло беспокойство. Сделанная им сигнальная надпись до сих пор не повлекла никаких последствий. Такого просто не могло быть. Даже если многочисленные осведомители не дунули кому-то из оперов, оскорбительную фразу наверняка видели сотрудники начальствующего состава колонии, к тому же ее невооруженным глазом можно рассмотреть с вахты. Климов должен был узнать о ней через пять минут, и если он не принял никаких мер, значит, нормальный ход событий нарушен. Скорей всего, это связано с проверяющим из Москвы. Интуиция подсказывала, что нарушение обычного порядка не обойдет стороной и его самого.
Привычно гудели станки, как всегда пряно пахло свежей стружкой, но беспокойство нарастало. Глупо встрять в какую-то передрягу, когда главное дело позади. Все равно, как выполнившей задание группе специальной разведки наткнуться на случайный патруль и вынужденно оказаться в незапланированной и ненужной перестрелке, погибнуть в которой можно с той же степенью вероятности, что и в главном бою. «Очень некрасиво», – сказал бы по этому поводу опытный в подобных делах майор Шаров, с которым так и не довелось выпить за удачу в поединках со смертью.
«Очкуешь? – проницательно спросил кот. Его тоненький голосок легко перекрывал шум работающего цеха. – Я тебе так скажу: не лезь ты в этот долбаный люк! Все там сдохнем, сукой буду!»
– Я по другой теме, – неожиданно для самого себя ответил Вольф. – Вот-вот меня на вилы поставят, потому и очко играет…
«Хреново! Тогда надо мутилово заводить, – со знанием дела сказал кот. – Волну погнать, чтобы все закрутились, задергались… Один хрен тебе на пользу пойдет! Когда зона на ушах стоит, с любых вил соскочить легче!»
– А как мутить-то? – недоуменно спросил Вольф. Сейчас ему не казалось, что он разговаривает с галлюцинацией.
«Да по-любому! Сделай кому-нибудь предъяву. Сплетню запусти. Любая херня сгодится!»
– Ладно, попробую, – не очень уверенно сказал он, и кот удовлетворенно мурлыкнул.
Когда строились для съема с рабочей зоны, Вольф грубо толкнул Коныхина.
– Замочить нас хотел, гнида? Фогель вернется, мы вас всех на пики поставим!
– Посмотрим, кто кого! – зло окрысился скопец. – Мы в советской зоне, а не в Неметчине!