Расплата за ложь
Шрифт:
Его глаза следят за движением, а затем перемещаются на мою шею, чтобы отследить ритм биения моего пульса под кожей, когда он говорит в нескольких дюймах от моего лица.
– Ты лжешь сама себе.
– Говорит он, его голос полон насмешки.
Я поднимаю подбородок выше, если это вообще возможно, и напрягаю скрещенные руки.
– Ты проецируешь желаемое.
– А ты уклоняешься.
– Я не…
– Рис!
Он вскидывает голову, чтобы посмотреть в направлении голоса, зовущего его по имени, прекращая напряженный обмен репликами и резко
Такое чувство, что мое тело физически расслабляется от облегчения, когда он делает шаг назад.
Спорить с Рисом - это все равно что провести десять раундов на ринге, а в конце боя объявить ничью. Адреналин и возбуждение захлестывают меня от встречи с ним лицом к лицу, за которыми следует неизбежный крах и мысленная игра за игрой, когда я воспроизвожу каждое сказанное слово, каждое физическое движение, анализируя то, что только что произошло.
– Прекрати отвлекать моего игрока и приступай к тренировке.
– Тренер Фолкнер кричит на него, указывая позади себя на поле, на котором он должен быть.
— Да, тренер. — Отвечает он, а затем поворачивается ко мне и добавляет: — Мне понравится заставлять тебя жалеть о каждой лжи, которую ты мне когда-либо говорила.
– Продолжай мечтать.
– Продолжай упираться, это сделает мою победу еще слаще.
?
Я позволяю себе упасть на землю рядом со своей спортивной сумкой и перекатываюсь на спину, полностью измотанная.
Тренировка была изнурительной. Тренер фокусирует сентябрьские тренировки на подготовке команды, чтобы гарантировать, что мы будем конкурентоспособны все девяносто минут, которые мы проводим на поле. Это означает бег.
Много бега.
Вперед. Назад. Вверх по трибунам. Вниз по трибунам.
Снова и снова, пока я не подумала, что я упаду лицом вниз с последнего ряда трибун.
Я в отличной форме, но не привыкла к такому уровню мастерства. Спорт в системе государственных школ — это что-то вроде шутки, поэтому было легко стать одним из лучших в своих подразделениях при определенной дисциплине.
Я узнаю, что футбол в частных школах — особенно в европейских частных школах, где футбол граничит с религией, — это совершенно другая игра с мячом. Каламбур неуместен.
Хотя в Штатах я привыкла быть звездой, я знаю, что мне придется много работать, чтобы не отставать от здешних талантов. К счастью для меня, у меня есть конкурентоспособность Майкла Джордана в «Последнем танце» и трудовая этика Опры во время сезона отпусков.
Я знаю, что могу и буду звездой здесь. И эта тяжелая работа начинается с того, что я показываю свою страсть и преданность тренеру Фолкнер, поэтому она решила назначить меня капитаном.
Я все еще лежу на спине с закрытыми глазами и пытаюсь отдышаться, когда на меня падает тень.
–
Снова этот голос.
– Уходи.
– Говорю я ему. Отказываясь открывать глаза, я слепо тянусь за своими airpods и нажимаю «воспроизвести» в своем плейлисте «cool down».
Может быть, если я буду игнорировать его, он уйдет.
Прижимаю колено к груди и потягиваюсь, напевая при этом песню.
По прошествии, как мне кажется, пары минут, я открываю один глаз, чтобы посмотреть, там ли он все еще, и нахожу его стоящим надо мной и смотрящим на меня сверху вниз.
Я стону, позволяя своей ноге упасть на землю и хватаясь за другую в том же движении.
– Ты как венерическая болезнь, — говорю я ему.
– Возвращаешься из раза в раз.
– А тебя большой опыт в этой сфере, не так ли?
– Да. На самом деле, у меня полно болячек. Хламидиоз, гонорея, герпес. Назови какую угодно, и у меня она будет.
– Предполагается, что это должно заставить меня не хотеть тебя трахать?
– Это работает?
– Нет.
– У меня так много бородавок, спрятанных под этим нарядом.
– Покажи мне парочку.
Я бросаю на него взгляд, полный отвращения.
– Что с тобой не так?
– Спрашиваю я его, наконец, глядя ему в лицо.
В то время как я все еще нахожусь буквально на земле, пытаясь восстановиться после тренировки, он выглядит возмутительно идеально.
Он почти не взъерошен, единственный признак напряжения - капельки пота на виске. Но затем они идеально спускаются по его виску, делая парня еще больше похожим на типичного главного героя, которым я его и вижу.
Его волнистые волосы длиннее на макушке и коротко подстрижены по бокам, а одна прядь безупречно лежит на лбу, как будто ее специально уложила туда команда парикмахеров.
У него высокомерные аристократические черты лица, от длинного носа до сильной челюсти, которые становятся еще более грубыми из-за единственного несовершенства на его лице - небольшого шрама, рассекающего пополам левую бровь, оставляя после себя безволосый след. Но именно его глаза притягивают меня.
Это бесконечные бассейны темно-синего цвета, их глубина захватывает. Я знаю, что если бы я поднесла одну из тех камер с высоким разрешением к его лицу, я бы увидела в его глазах целые галактики.
Те, что наполнены изгибами и поворотами, млечными путями и миллионами и миллионами сияющих звезд.
– Это тот случай, когда ты хочешь того, чего не можешь получить?
– Это не тот случай.
Очевидно, я ослышалась.
– Что, прости?
– Рано или поздно ты будешь моей, так что, строго говоря, дело не в том, чтобы хотеть чего-то, чего я не могу получить.
– Я…
– И так получилось, что я пришел сюда не для того, чтобы приударить за тобой, ты сама начала этот разговор.
– Он язвит с самодовольной улыбкой.
– Может быть, у тебя не такой уж и иммунитет к моему очарованию, как тебе хочется думать.