Расплата за жизнь
Шрифт:
— Послушай, сынок! Служивый! Иль ты опять спишь?
— Нет. Я не сплю. Душа отогревается. Скоро своих увижу. Жену, дочку, сына. Три месяца в разлуке с ними жил. Как это трудно…
— Э–э, сынок! Пока у меня была семья, сыновья, Ламара, одолевали заботы. Ни минуты отдыха не имел. Все мечтал в отпуск на родину съездить, отдохнуть. А теперь понимаю, что это были самые счастливые годы моей жизни. Я был нужен и любим. Я жил. Но понял все, когда остался один. Не о ком стало заботиться. И обо мне никто не печалится. Дом враз могилой показался. Слишком большой для одного. И все, что делал, строил, опустело. И руки враз ослабли. Жизнь не стала нужной. Так бы и помер, если б не сын. Дорожи семьей, сынок! Не оставляй
— Нет! Хватит разлук! Больше никуда от своих. Буду жить, как все люди! — думал Потапов.
Друзья и сослуживцы всегда считали его заводным, упрямым. И нередко отговаривали от опасных заданий.
— Зачем головой рискуешь? Ведь у тебя, как и у всех, — жизнь одна… Пусть с этим справится милиция или погранотряд. Не подставляй свою голову под пули. К чему это тебе, ведь и звание, и должность имеешь хорошие. Спокойно до пенсии живи…
— Мне до пенсии еще полжизни надо прожить! С чего в тираж списываете?
— Детей своих жалей. Им ты и через двадцать лет нужен будешь. Все рискуем, но не столь дерзко. Ты словно самой смерти вызов бросаешь. Играешь с нею в догонялки.
— Да хватит отпевать загодя! У всякого своя судьба! От нее не уйдешь!
— Пока тебя проносит на виражах! А может судьба бережет. Выиграл ты у нее везенье! Но смотри — случаются проколы. Береги себя. Не горячись.
Александр лишь посмеивался, считая сослуживцев уж слишком осторожными.
— Азартный ты человек, Сашка! Ведь не карьерист. Равнодушен к благодарностям, похвалам: Даже деньги тебя не слишком интересуют. А ради чего ты тогда усердствуешь на работе? — спросил Потапова Армен.
— Ты, как классная дама, задаешь вопросы! Ну а сам себе что ответишь?
— Я — другое дело! Я — не ты. У меня есть свои планы.
— Какие?
— Я, Саша, имею свои человечьи слабости. Немножко тщеславен, честолюбив. Люблю хорошо поесть. Ну и работа почетная, романтическая. Я тоже рискую. Но в меру.
— А где она — эта мера? Кто определил или отмерил ее каждому из нас? По–моему, опасности чаще подстерегают осторожных, — не согласился Потапов.
— Это верно! Вот я когда начал работать чекистом, вместе со мной пришел в органы и Колька Стриженов. Он из Морфлота, враз после армейки. Ну все посчитали, что парень — огонь! Раз он флотский, значит прошел огни и воды. Да хрен в зубы! Он, паразит, всегда и во всем искал широкую спину, за какую можно с потрохами спрятаться. И всегда он сзади всех трусил. Чуть сложней задание, он тут же заболеет. Мучились три года. А потом узнали, что он всю службу в коках канал. Во, зараза! Он всякий свой шаг обдумывал. Жизнюшку и драгоценное здоровьичко берег. Нам он так надоел, не знали, как избавиться. Он на задание — в хвосте. Как благодарить нас начальство придет, матрос впереди всех. И глазами начальство жрет. Подтрунивали над ним. Трусом в глаза называли. А ему хоть бы что! Так вот. и угодил он с нами на задание.
Террористов надо было взять. Угонщиков самолета. Они почти сотню пассажиров удерживали. Спецназов тогда еще не было. Ну мы эти операции проводили. Не знал, чем они для кого закончатся, — умолк Артем. — Нас вертолетом высадили неподалеку от посадочной полосы, где тот самолет стоял. Угонщики требовали заправку, деньги и возможность вылета за рубеж без помех. Иначе грозили всех пассажиров пострелять. Мы и рванули к пиратам. Прямо в лобовую. Похватали троих. А двое решили смыться через багажное отделение. Открыли двери, а внизу наш кок стоит. Ждет, чем операция кончится. В самолет не сунулся. Ну а те двое приняли его за страховку. Вроде мы Кольку специально на этот случай оставили. И тут же в лоб ему влепили. Уйти им не привелось. Взяли живьем. Правда, нога прострелили. А вот матроса уже не спасли. Уж очень осторожным был, — усмехнулся Артем
— Это ты обо мне? — удивился Артем.
— Да брось! У тебя кровь горячая. Ты хоть обдумать успевай, а то у тебя и на это времени нет.
Александр, работая в органах, знал, что среди сослуживцев встречаются всякие люди. Не каждому можно доверять, даже если проработали вместе не один год.
Подводили и его. Потапов особо болезненно переносил разочарования в людях.
Глава 2. ВОСПОМИНАНИЯ
С Петькой Щелоковым Сашка учился в академии. Были ровесниками, однокурсниками, жили в одной комнате. Оба имели семьи, детей. Вот только увлечения были разными. Потапов, едва удавалась свободная минута, читал книги. Ими вся тумбочка была забита. Когда случалось плохое настроение, слушал классическую музыку.
Петька в этом был прямой противоположностью. Чуть высвободилась минута — галопом по бабам, на танцульки. Либо такую музыку слушал, что в соседних комнатах от смеха стены дрожали.
— Ну что ты киснешь, Сань? Пошли прошвырнемся! К девкам завернем на огонек! Ты, как будущий чекист, обязан знать всю подноготную не только в теории, а и на практике. Никакими знаниями нельзя гнушаться. Да и погодка располагающая! Пошли!
— Нет. Я не пойду. Мне надо написать Люсе!
— Ох, Люся! Да куда она денется! С нею вся жизнь впереди. Но и по сторонам не забывай прихватывать! Отошла баба на десяток метров от дома — хватай ее, она уже дикая!
— Я однолюб, Петька! В петухах не состоял. Сам не изменяю и простить такое не смогу.
— Изменяют, когда уходят из семьи. А приголубить какую–нибудь бабочку на ночь — сделать благое дело, освежить мужскую плоть, чтоб до старости играла.
— А заразу зацепишь?
— Вылечусь! Ее, кстати, и в бане подхватить можно, без баб! Но ведь обидно! Я не понимаю тебя! Ну как можно жить вот так? Монах ты? Или не все в порядке у тебя по мужской части? — удивлялся Щелоков.
— Тебя что беспокоит? У меня все в порядке! А вот ты!.. Не по душе мне такие люди! Кто способен изменить жене, предать детей, тот и в дружбе ненадежен. Нет стержня и стопоров. Значит, совести тоже, — не взыщи… Не хотел бы я вместе с тобой работать! — выпалил Потапов.
— Торопишься с выводами. Я, сколько себя помню, никого не подвел. И друзья на меня не обижались. Их у меня полно. Мне и жить, и работать будет легко. Потому что никогда не был моралистом, как ты. Живешь, как в пробирке. А ведь тебе работать придется не счетоводом в бухгалтерии. Надо познавать жизнь, мир, людей! Трогать их, пропускать через руки и душу. Опыта набираться. Я вот уже знаю, куда и кем меня распределят. А ты так и засохнешь в старлеях со своим характером! Да! Я не держусь за Танькину юбку! Если уйдет, на второй день другую приведу и не стану комплексовать, делать из мелочи проблему! Жизнь одна отпущена! И я не собираюсь сунуть ее под хвост какой–то бабе, пусть она и жена. Посвятить себя только ей не в моей натуре! И не отчитывай меня, моралист! Всяк по–своему живет!
Петька ушел, хлопнув дверью.
Сашка не обратил тогда серьезного внимания на слова однокашника. А в личной жизни многие отличались непомерным темпераментом. Одни делали все скрытно, другие, не считая это зазорным, в открытую флиртовали.
— Ну и что из того? Не буду ж по ночам рукоблудничать под одеялом. Лучше зажму в углу бабенку! Живую! Ее и свою природу потешу! — слышал Потапов от курсантов, большинство из них были женаты.
— Подло жлобом жить! Зажиматься для «мальчишника» на склянку! А бабы, что сигарета — покурил и выбросил…