Расплата
Шрифт:
Монкевиц вспылил:
— Не смейте упрекать меня, сударь! Вы сами загнали меня в угол. Я не придумал ничего другого — вот моя беда. Еще мне, конечно, вполне можно пусть себе пулю в лоб. Это другой выход.
— Николай Августович, Николай Августович, — укоризненно покачал головой Венделовский. — Где же ваша выдержка профессионала? То, что вы назвали, возможный выход для каждого из нас. И каждый давно готов к нему. Уход за вашим отцом мы обеспечим. Что еще?
— Не знаю, что вы потребуете от меня! Давайте побыстрее подведем итога нашей позорной сделки. Дайте бумагу и перо.
—
— Надеюсь, этот нахал-охранник не будет знать содержания моих расписок? Обещайте мне.
— Не беспокойтесь, его это не касается. — Он постучал костяшками пальцев по двери. Вошел «Фунтик».
— Проводите полковника, товарищ Николай. Он пишет два письма. Положите их в конверты и передадите мне.
«Фунтик» и полковник направились к дверям:
— А где гость? Можете пригласить его.
И тут же вошел Шаброль.
Они посмотрели друг на друга испытующе. И хоть расстались совсем недавно, казалось, «Доктор» прожил несколько лет. В смоляных волосах стала заметна седина, особенно на висках; лицо как-то обострилось, в глазах какое-то тревожное ожидание.
— Что случилось, друг? Я поспешил на помощь!
— И вовремя, Шаброль. Я без тебя не могу принять решения.
Стараясь не упустить ни одной детали, Венделовский рассказал Шабролю обо всем, что произошло после отъезда. И особенно подробно о Монкевице, о его двойной игре.
— Ну что ж! Дело закручиваешь перспективное, — решил Шаброль. — Детали обсудим. Хорошо, хоть не убежал далеко твой полковник. Двойные «игры» при участии одного сотрудника, про которого не всегда знаешь, на чьей стороне сегодня он «играет» — дело не шуточное. Это — первое. Второе. Пока я не представляю, с кем его здесь оставить. Брать с собой в Марсель? Значит, ехать со всей немецкой компанией? Лихо! Надо запросить «Центр».
— А я? Я тоже в Марсель? Или остаюсь здесь, в Париже?
— Нет, милый, нет. Ты в Прагу. Это решено окончательно.
— Жаль, — только и сказал Венделовский.
— У нас в Праге масса проблем. «Цветков» явно не справляется. Чехословакия выходит на первое место в Европе по армии и новой оборонной промышленности. Там завязываются и многие антигитлеровские дипломатические узлы. Крыша у тебя будет надежнейшая — институт. Просто зависть берет.
— Полагаю, мы начинаем действовать на разных направлениях?
— Пора, мой друг, пора! За тобой остается вся разбросанная частями парижская группа, группа «Цветкова», «Фунтик» и его софийские акции. Ну и, конечно, наш друг-полковник. Тут для игр требуется особый человек — жесткий контроль и никакой самодеятельности. Тебе неплохо исчезнуть отсюда побыстрей. Следовательно, тут немедля нужен новый человек из «Центра». Будем думать. До рассвета много времени. Обговорим все. Не часто выпадают нам такие встречи.
— А о бегстве Монкевица ты сообщил в центр?
— К счастью, не успел. Иначе вся игра пошла бы в совершенно ином направлении. Решил повременить до Парижа: как чувствовал,
— Расскажи, как устроился, раз бог дал нам свободную минуту.
— О, Марсель — абсолютно бандитский город. Даже представить себе трудно. Порт — трущобы, публичные дома, бандиты, проститутки, сутенеры, воры разных категорий. Есть места, куда и полиция опасается захаживать. Зато как стемнеет, чуть не ежеминутно ревут сирены полицейских машин, за кем-то гонятся. Работать легко и очень трудно. Легко потеряться и уйти от любой слежки. Плохо торговать: вымогатели не дают покоя. Да вообще ковры и антиквариат моей фирмы — не самый ходовой товар в Марселе.
— Так что, закрывать магазин?
— Нет, таких приказов я еще не получал. Вот придется мне брать Монкевица под свое крыло и временно везти в Марсель. Тут и о его отце получим сообщения, и реакцию «Центра» узнаем точно. Может, сочтут в ИНО[2] все наши разработки несвоевременными, излишними, опасными в наших условиях. Да мало ли что! И запретят. Новое начальство приходит. Будем подчиняться и разыгрывать другую партию...
— Ну, а теперь снова о Праге, дорогой мой «доктор». Как жаль мне уезжать из Парижа...
— Конечно, вы тут неплохо устроились, — сказал Шаброль, оглядываясь. — Немало, небось, государственных рубликов потратил, не торгуясь?
— Не переживай, немного. И отчитались сполна. Удобнейшая явка...
— И «эльзасцы» тут как дома себя чувствуют.
— Вилла приобретена на Монкевица. Он теперь — их человек. Пускай живут при надобности. Поместимся как-нибудь. И секретами, надо будет, поделимся.
— Да, Альберт Николаевич. Тут не подкопаешься, — это прозвучало у него как высшая похвала. — Дело провернули замечательно. Поздравляю. Кстати, прими и еще одно поздравление. «Центр» сообщил о награждении тебя орденом Боевого Красного Знамени за образцовое выполнение заданий и проявленное при этом личное мужество.
— А тебя, Шаброль?
— Заодно уж и меня, — отшутился тот. — Жаль, не могут сейчас в Москву вызвать. Но у них родилась идея нас посетить. Организовать встречу в центре Европы, послать к нам крупного руководителя... Так-то, товарищ награжденный.
— Служу Советскому Союзу! — встав и вытянувшись, отрапортовал Венделовский.
— Правильно отвечаешь. Полагается отметить, а? А то я просто погибаю с голоду.
— Прости, ради бога. Я — плохой хозяин. Мой грех, мне срочно исправлять. Ты весь день не ел?! Ох, черт! Таких внимательных хозяев надо безжалостно гнать с работы.
— Но и ты, как я понимаю, весь день провел в бегах за полковником. Значит, прощен. Альберт Николаевич! Давай скорей все съестное, что имеется в доме! Голоден, как волк...
Венделовский поспешил на кухню, в кладовку, в погреб. По-видимому, Монкевиц и «Фунтик» спали в пристройке, возведенной в противоположном углу сада и имеющей отдельный выход через закрытую зелень калитку.
Собрав все, что попалось под руку, на большой мельхиоровый поднос, Венделовский вернулся к Шабролю. Тот оглядел с удовольствием и нескрываемой жадностью кусок холодного мяса, хлеб, бутылку вина.