Расплата
Шрифт:
Потом кожаный башмак ударил ему в лицо.
Граф Фридрих фон Шарфенек сидел за столом над жирным кабаньим окороком и прислушивался к песням ландскнехтов снаружи. Он любил их кровожадные песни о вине, женщинах, убийствах и короткой, но полнокровной жизни. Их переполняла ненависть, сильнейшее из чувств, известных графу. Он водил ножом по волокнам мяса и упивался воспоминаниями о недавних событиях.
Его люди, словно всадники Апокалипсиса, обрушились на графства Лёвенштайн и Нойшарфенек. В каждой из деревень они сожгли половину домов и казнили
Но они не знали жалости.
Чувство абсолютной власти на время заглушило ненависть к Агнес. С каждым приказом, с каждым новым ударом Фридрих бил и собственного отца, который на протяжении всей его жизни напоминал, что он самый младший в длинной цепочке наследников. Что никто не возлагал на него надежд, мечтательного ребенка, выросшего без матери среди книг, в которых взрослые люди командовали большими сражениями.
Теперь у него собственное войско. Он далеко не герой, не король Артур, а разгневанный мститель. Это, по крайней мере, тоже неплохо.
Или даже лучше.
Фридрих задумчиво разрезал мясо на куски, все мельче и мельче, пока не оставались одни лишь волокна. При этом он раздумывал, что сделает с крестьянами, когда захватит наконец Трифельс. Шарфенберг они еще вчера взяли с наскока. Крепость практически пустовала, и Фридрих был далеко не в восторге от состояния, в котором предстало перед ним дорогое убранство залов.
Теперь настал момент расплаты. Отец сдержал обещание и отдал ему на месяц пятьдесят солдат и орудия. Чтобы захватить Трифельс, времени более чем достаточно. После поисков сокровищ Фридрих знал каждый его уголок. Завтра на рассвете они начнут штурм. Разнесут из пушки наскоро починенные ворота, заберутся по лестницам на полуразрушенную восточную стену и учинят наконец над крестьянами расправу. Только этого Пастуха-Йокеля, их предводителя, Фридрих оставит на потом. За каждую секунду его позорного бегства из Шарфенберга горбун заплатит ему адской болью.
Фридрих наколол на вилку еще несколько волокнистых кусков, набил в рот и принялся перемалывать челюстями. Возможно, ему удастся даже оставить часть ландскнехтов в Трифельсе. Отсюда он мог бы рассылать по окрестностям карательные отряды, о которых крестьяне еще долго не забудут. И больше никогда не поднимутся против своих господ. Никогда…
– Простите, что помешал, ваша светлость.
Рассерженный, граф отвлекся от еды. У входа стоял один из его заместителей. Человек с бугристым шрамом поперек лица за последние недели выказал себя славным приспешником. Но теперь в его глазах читался испуг.
– Что такое? – резко спросил Фридрих.
– К вам посетитель, ваша светлость.
– Я не намеревался сегодня принимать посетителей. Разве что он от самого кайзера.
Ландскнехт прокашлялся.
– Именно от него, – ответил он, запинаясь. – Он явился от самого кайзера. Письмо и печать прилагаются. Думаю, вам… лучше принять его.
– Да как ты смеешь…
В это мгновение гость выступил из-за спины
Фридрих фон Шарфенек, может, и был немного не в себе, но уж точно не глупцом. Поэтому он выбрал второе.
Матиса привели в чувство удар в бок и струя холодной воды. Голова еще гудела после удара, который обрушил на него кто-то из крестьян. Он попытался открыть глаза, однако на них что-то налипло. Юноша не сразу понял, что это его собственная спекшаяся кровь.
Матис тихо застонал и провел рукой по распухшему лицу. Теперь ему хотя бы удалось разглядеть сквозь узкие щелки, где он находится. Судя по всему, он лежал в парадном зале Трифельса, устланном вонючим тростником. В свете нескольких факелов и жаровен Матис смутно разглядел с десяток крестьян, сгрудившихся вокруг. Агнес, как и Мельхиора, нигде не было видно. Вероятно, менестрелю удалось скрыться в лесу.
Позади, возле чадящего камина, кто-то развалился в плетенном из ивовых прутьев кресле. Слишком далеко, чтобы разглядеть. Матис попытался подняться, но сразу же упал.
Где же Агнес? Где…
– Помогите этой псине подняться и подведите сюда, чтобы я мог видеть его продажную морду.
Заслышав резкий голос, Матис тут же понял, кто сидел в кресле. Двое крестьян подхватили его и подтащили к трону из шкур и ивовых прутьев. На нем восседал, закинув ногу на ногу, Пастух-Йокель.
– Ты только посмотри, вот и свиделись, – проговорил крестьянский главарь, задумчиво разглядывая свои грязные ногти. – По дому истосковался или как? – Только теперь он посмотрел Матису в залитые кровью глаза. – Сколько заплатил тебе граф, чтобы ты показал ему тайный проход в крепость, ну?
– Где… где Агнес?.. – прохрипел Матис, оставив вопрос без внимания.
Взглянув в окно, он понял, что стояла еще глубокая ночь. По ту сторону стены мерцали костры осаждающих.
Йокель вскинул брови.
– Графская девка? Бросил в узилище. Ты тоже туда отправишься, пока я не решу, как с тобой поступить. Предатель!
Матис обмяк, двум крестьянам так и пришлось держать его. Пастух вскочил и ткнул в него пальцем.
– Этот человек бросил нас, чтобы встать на сторону врага! – крикнул он. – Он убил десятки наших соратников, а теперь вернулся, чтобы доложить графу, как проникнуть в крепость!
– Но… это… неправда… я… – начал Матис, запинаясь, но Йокель ударил его ногой в живот, и он со стоном согнулся.
– Видите, как я поступаю с предателями? – продолжил пастух уже более спокойным тоном. – Знаю, среди вас есть такие, кто хочет сдаться. Не верят, что уже в обозримом будущем нас ждет победа. Но вы ведь знаете, что я послал за войсками. Ждать осталось недолго! Совсем скоро к нам устремятся крестьяне со всего Пфальца, со всей Германии. Это Трифельс, центр Священной Римской империи! Отсюда мы отправимся на решающую битву, чтобы победить в этой войне!
– Уже проиграли… – простонал Матис.