Расплата
Шрифт:
«Раны, да, – в страхе подумала Агнес. – Но не то, что они сделают с нами позже. Разве что мы найдем какой-нибудь выход…»
Она взяла ведро, в котором плескалось немного мутной затхлой воды, и ополоснула Матису лицо, чтобы он снова смог дышать и немного видеть. Его трясло от боли и холода. Юноша с трудом поднял на Агнес глаза.
– Мне… так жаль, Агнес, – прохрипел он. – И почему я не послушал тебя! Нам… вообще не следовало возвращаться в Трифельс. – Он закашлялся и выплюнул выбитый зуб. – Я… люблю тебя. Но теперь слишком поздно.
– По крайней мере, мы вместе, – ответила Агнес тихим голосом и погладила
– Что… что ты такое говоришь?
– Матис, мне снова снился Трифельс. И Констанция. Прежде чем меня отыскали крестьяне. Ваш план действительно удался.
Агнес вполголоса рассказала ему о сновидении, о Констанции и странном изречении, которое так и не выходило у нее из головы.
– Место, где всякой вражде приходит конец, – пробормотала она под конец. – Что же Констанция хотела этим сказать?
Матис снова раскашлялся.
– Что бы это ни было, нам уже не узнать. Во всяком случае, не в этой жизни.
– Не забывай, что за стенами мой ненавистный супруг с солдатами, – заметила Агнес. – Может, он и не любит меня всею душой, но если продержимся еще немного, то…
– Агнес, послушай! – Матис с трудом приподнялся. – У них там моя мать и сестра. Йокель угрожает расправиться с ними, если я не расскажу ему, что задумал твой муж. Он думает, что я знаю о каком-то потайном туннеле. Но я не знаю ничего! Мне… нестерпимо жаль, что из-за меня мы все оказались в таком положении. Поверь, моя жизнь ничего не стоит, но жизнь близких мне дороже всего! – Он взглянул на нее с мольбой в заплывших глазах. – Можешь проклинать меня, Агнес. Но если ты что-нибудь знаешь… может, второй туннель, потайную дверь, любую чертову лазейку… то скажи, ради моей матери и сестры!
– Поверь, я бы и рада помочь им, но не знаю никаких других выходов, – Агнес уставилась в пустоту; она снова почувствовала приближение обморока. – Все, что мне известно, это то, что где-то здесь заживо погребена Констанция… – Она помедлила. – Звучит, может, странно, но я чувствую, что это случилось совсем рядом.
Матис горестно рассмеялся.
– Тоже мне утешение! Сидеть в застенке, неподалеку от места, где умерла…
Он вдруг замолчал, словно удар получил. Потом поднялся со стоном, прополз на коленях к западной стене и принялся остервенело разгребать солому.
– Что… что ты там делаешь? – спросила Агнес.
– Ищу кое-что. Обнаружил это, когда сидел тут в прошлый раз, а потом позабыл…
Не вдаваясь в подробности, Матис продолжал ощупывать пол и стену. Наконец он остановился.
– Ха, вот она!
Юноша расчистил солому и показал на открытый участок стены. Когда он постучал по ней, камень отозвался гулким эхом.
– Здесь вделана плита! – взволнованно объяснил Матис. – И если мне не изменяет память, здесь была еще надпись на латыни… – Он пошарил рукой и удовлетворенно кивнул. – Вот она.
Затаив дыхание, Агнес подошла к стене и встала перед ней на колени. Стояла кромешная тьма. Матис взял ее за руку и мягко направил, пока ладонь не легла на выбитую в камне надпись. Женщина провела по ней несколько раз и, кажется, сумела разобрать написанное.
Albertus faciebat leones expulsos esse…
– Альбертус укротил львов навек, –
– Не знаю. Знаю только, что в стену вставлена плита, и камера за ней, скорее всего, продолжается, – Матис снова постучал по тонкому камню; похоже, от волнения он ненадолго позабыл о боли. – Когда ты сказала, что где-то поблизости, должно быть, заживо погребена Констанция, я снова об этом вспомнил. Я еще хотел взорвать плиту порохом, припоминаешь? И почему мы раньше до этого не додумались! Это же темница Трифельса. Еще сын Барбароссы Генрих держал здесь своих пленных! Возможно, этот проход ведет в другую камеру.
– Albertus faciebat leones expulsos esse… – Агнес вполголоса повторила надпись и пожала плечами. – Это «faciebat» часто стоит на памятниках, чтобы знали, кто его создал. Быть может, какой-нибудь каменщик увековечил здесь свое имя или…
Агнес резко замолчала, словно ее ударил кто-то, и почувствовала, как ее затрясло от волнения.
Неужели это правда? Все настолько просто? Или я уже среди бела дня сны вижу?
– Ну конечно, ты прав! – воскликнула она. – Это действительно намек на Констанцию. Львы, это же ее символ!
– Львы? – недоуменно спросил Матис.
– Львы на гербе Гогенштауфенов. Понимаешь? Это загадка! – Агнес говорила теперь без умолку, то и дело показывая на надпись. – Констанция была их последней законной наследницей. С ее смертью львы, то есть Гогенштауфены, считались укрощенными!
– А… кто же тогда этот Альбертус?
Агнес улыбнулась.
– С латыни это Альбрехт. Помню, отец Тристан рассказывал, что Альбрехт и есть тот самый германский король из рода Габсбургов, который в тысяча двести девяносто восьмом году приказал убить Констанцию. То есть Альбрехт позаботился о том, чтобы львы Гогенштауфенов навсегда остались в этих стенах. Albertus faciebat leones expulsos esse…
Агнес благоговейно погладила каменную плиту.
– За нею находится могила моей далекой предшественницы, – прошептала она. – Я в этом уверена. Мы все-таки разыскали ее.
Женщина закрыла глаза. На душе разлилось странное спокойствие. Теперь она была уверена, что достигла наконец своей цели. Лихорадка, которая не отпускала ее вот уже второй день, напомнила о себе ознобом. И снова в голове зазвучал тихий голос.
Голос Трифельса.
Круг замыкается, Агнес. Здесь, в Трифельсе, все началось, здесь и закончится. Пусть и не так, как тебе того хотелось, верно?
Агнес горестно рассмеялась и отвернулась.
– Какая ирония! Вот мы в самом деле отыскали вход в гробницу Констанции – и не имеем возможности к ней попасть. Слишком поздно! Нам ни за что не сдвинуть эту плиту.
– Не нам, так может, кому другому, – Матис скривил в ухмылке разбитое лицо, обнажив широкую щель на месте выбитого зуба. – Йокель и его люди, к примеру.
Агнес повернулась к нему в недоумении.
– Йокель? С чего бы ему помогать нам?
– Ну, когда мы расскажем Йокелю о нашей находке, ему наверняка захочется узнать, что же там замуровано. Он начнет копать. Так мы хоть выкроим немного времени, – Матис со стоном прислонился к плите. – А временем в нашем положении лучше не разбрасываться.