Распущенные знамена
Шрифт:
Ольга возмущённо фыркнула, но я придержал её жестом руки.
— То есть достичь уровня «классического» образования можно будет только за деньги? — сделал я из слов Артура очевидный вывод.
— Именно так! — кивнул он. — Мало кто из родителей захочет тратить последние деньги на отпрыска-балбеса, вот вам и естественный отбор: высшее образование получат самые умные.
— Или самые богатые, — буркнула Ольга.
— Ну, не без этого, — развёл руками Артур.
— С этим нам тоже всё ясно, — сказа я. — Осталось только узнать твоё мнение по национальному вопросу…
В
— О чём спор? — весело спросил он.
— Да вот, — ответил я, — наш юный «друг» предаётся критиканству, и за одним излагает собственную концепцию обустройства России.
Тут Ольга опять негодующе фыркнула. Макарыч покосился на неё, потом кинул взгляд на Артура и остановил на мне.
— И что он до моего прихода успел наваять?
Я пересказал Артуркины измышления. Макарыч вздохнул:
— Ничего, по сути, нового, всё тот же постперестроечный синдром: продавай Отчизну, пока есть что продавать, и лучше для тебя, если делать ты это будешь из-за бугра… А что он предлагает в плане национальной политики?
— Не успел высказаться, — ответил я, — твой приход помешал.
— Тогда я удачно зашёл, — обрадовался Макарыч. — Только-только закончились переговоры с финнами, я как раз оттуда…
Макарыч сделал паузу, обводя взглядом и поднявшую голову от шитья Ольгу, и насторожившегося Артура, и, разумеется, меня.
— Договорились, что финны отзывают требование о предоставлении независимости как минимум до окончания войны в обмен на самую широкую автономию вплоть до создания собственной полиции и внешнеполитического департамента при нашем, правда, Наркомате иностранных дел.
— А что взамен? — спросил я.
— А территориальной целостности государства тебе уже мало? — делано удивился Макарыч и тут же поспешил добавить: — Убедили финнов согласиться на денонсацию декабрьского 1811 года манифеста Александра I и вернули «Старую Финляндию» во главе с Выборгом в состав России. Также наши войска остаются на территории Финляндии, а флот — в Гельсингфорсе.
— Вы что, зажали для финнов независимость? — выпучил глаза Слепаков. — До такого даже ТЕ большевики не додумались.
— Так у нас, в отличие от ТЕХ большевиков, и силёнок побольше, — усмехнулся Макарыч, — Да и не зажали мы ничего, говорят тебе, отложили вопрос.
— Ой, что-то мне подсказывает, что отложили вы его надолго, — покачал головой Артур.
— А ты не гадай, ты лучше по другим нациям выскажись, — предложил Макарыч.
— Чухонцев и остальных прибалтов на вольные хлеба, — начал Артур. — Туда же всех азиатов — Сибирью надо прирастать, а не Средней Азией. Горцев надобно загнать в ущелья, пусть там сидят под присмотром казачков. Кавказ отпускать нельзя, особенно Баку с его нефтью! Украину и Беларусь, само собой, в пристяжку с Россией, а вот Молдавию я бы отдал румынам, мне их вино не нравится!
Слепаков выговорил всё это на одном выдохе, резко умолк и победно на нас посмотрел: ешьте, не обляпайтесь!
— То, что ты тут наплёл, треба ещё разжувати, — на своей излюбленной полухохляцкой мове произнёс Макарыч. — Вот ты предлагаешь избавиться от Средней Азии. Но если даже отбросить иные аспекты, то с точки зрения твоих собственных экономических воззрений это глупо: там хлопок, нефть, уран, золото, да много ещё чего, дешёвая рабочая сила, в конце концов! Дай любому новому русскому к такой титьке присосаться — не оторвёшь! А Прибалтика? Отрезать Россию от приличного куска балтийского побережья? Не по-хозяйски! Насчёт Молдавии у меня против твоих слов аргументов нет, поэтому мы её просто, без аргументов, из под нашей руки не отпустим.
Артур обречённо махнул рукой:
— Хоть финнов-то пожалейте!
— Пожалеем, обязательно пожалеем, — заверил его Макарыч. — Ты о таком понятии, как «мягкая федерация», слышал, историк?
Слепаков осторожно кивнул.
— Вот где-то такую схему межгосударственных отношений мы финнам и предложим.
— Но ведь «мягкая федерация», если мне не изменяет память, предусматривает право сецессии?
— Предусматривает, — кивнул Макарыч. — А мы это право оговорим нашим правом на территориальную целостность, а взамен предоставим право проводить свою внутреннюю и внешнюю политику почти самостоятельно!
Артур задумался.
— Но ведь тогда и границы придётся ставить?
— Поставим, не вопрос, — кивнул Макарыч. — Лёгонькие такие границы, против браконьеров и забугорных шпионов.
— Постойте, постойте, — начал соображать Артур, — это ведь какой-то Евросоюз получается?
— В определённом смысле, да, — кивнул Макарыч.
— Так вы тогда к своему блоку и Польшу пристегните.
— А почему только Польшу? — удивился Макарыч. — У нас границы длинные…
АРТУР
Человека делают обстоятельства. Человек вершит Историю. Измени обстоятельства — изменишь Историю. Никогда не предполагал, что стану свидетелем проверки истинности этих постулатов на практике. Чёрт! А ведь у них и вправду может получиться, если не всё, то очень многое. Практически те же люди в изменённых обстоятельствах вполне могут привести страну к совершенно парадоксальным, с моей точки зрения, результатам. И знаете, понаблюдать за ходом этого эксперимента будет даже любопытно. Но почему обязательно изнутри? С этой стороны моя точка зрения нисколько не изменилась: в Америку, в Америку, в Америку! В самые что ни на есть Соединённые Штаты. Тем более что план этого мероприятия мной уже составлен…
МИХАИЛ
Два чрезвычайных происшествия в течение одних суток виделись мне явным перебором и наводили на размышления. Прошлой ночью в моём кабинете случился пожар. Отблески пламени вовремя заметил с улицы проходивший патруль, и пламя удалось погасить ещё до того, как огонь распространился со стола, где и начался пожар, на всю комнату. Серьёзно пострадали лишь стол, стулья и палас на полу. Разумеется, сгорели все находящиеся на столе бумаги, но их было немного — нет у меня привычки разводить бардак.