Распущенные знамёна
Шрифт:
— Курсант Демич. Разрешите вопрос?
— Разрешаю.
— На какой срок рассчитаны полевые сборы?
— Если бы я хотел указать сроки, товарищ Демич, — усмехнулся я, — я бы включил их в объявление. На ваш вопрос могу ответить только одно: полевые сборы продлятся столько, сколько потребуется. Вы удовлетворены?
— Так точно!
— Садитесь. — Курсант продолжал стоять. — Что-то ещё
— Товарищ преподаватель, я хотел бы извиниться за свой вопрос.
— Извинения приняты, занятие окончено!
Вопрос об участии курсантов в операции «Контр
Ольга надулась:
— Чем я займу на это время инструкторов по стрелковой подготовке и рукопашному бою?
Я поспешил успокоить жену:
— Фигня вопрос! Я уже договорился с Духониным. Организуем на это время краткосрочные сборы для офицеров Генштаба.
— Тогда ладно, — враз успокоилась Ольга.
Ёрш идею поддержал:
— Проведу с ними занятия по подрывному делу в полевых условиях!
Пуще других разнылся Макарыч:
— Ну, вот. А я хотел пригрузить их занятиями по оперативно-розыскной деятельности, а то выпуск не за горами, а у меня об эту тему ещё и конь не чесался.
— Потерпит твой конь, — сказал я. — Участие в такой операции станет для ребят настоящим военным университетом!
— Оно так, — сразу остыл Макарыч.
ОЛЬГА
«Что за свадьба без цветов? — пьянка и шабаш!» Так у Маши с Мишей и получилось, по Высоцкому: цветы на свадьбы были, — Мишка расстарался — а вот ни пьянкой, ни, тем более, шабашем, там и не пахло. И всё Спиридонова. Объявила, понимаете, свадьбу безалкогольной, и на том упёрлась. Да бог бы с ней, с выпивкой, — кому надо, всё равно ведь клюкнули втихаря — она ещё и от венчания отказалась! Дура! Ой, дура, такую красоту по боку пустила. Короче, не свадьба у них получилась, а заседание смешанной партячейки, я так думаю.
Когда расходились, я толкнула Мишку в бок:
— Не забудь перед молодой женой в попаданстве покаяться.
— Сам разберусь! — Зло так ответил, неласково. Оно и понятно: он-то с нами втихаря не клюкал…
МИХАИЛ
Я без Ведьминых подначек собирался всё рассказать Маше, только не мог решить: ДО или ПОСЛЕ? Решил после. И вот лежим мы такие все из себя умиротворённые, Машина голова на моём плече, а я с духом собираюсь. Наконец собрался…
Дослушивала Маша, уже наполовину от меня отвернувшись. Когда я замолк, встала и молча вышла из комнаты. Я полежал, полежал, и за ней. Вижу, стоит у окна в одной сорочке, только плечи платком прикрыла. И до того стало мне себя жаль, что подошёл я к ней и обнял за плечи, осторожно так обнял. А она сразу погрузилась в мои объятия и говорит:
— Хорошо, что ты мне раньше не открылся. Я бы тогда нипочём за тебя не вышла.
За завтраком — Маша приготовила. Встала пораньше и приготовила! — обсуждали подготовку к Всероссийскому Сельскому Сходу и ход выборов в Учредительное собрание.
— Кому в голову пришла идея собрать крестьян в Москве, тебе или Чернову? — спросил я.
— Мне, — призналась Маша. — Понимаешь, Мишкин…
— Предупреждаю! Это дурацкое прозвище терплю только из её уст, кого другого пристрелю сразу!
— … слова «Петроград» и «Сход» в моём представлении не гармонируют друг с другом.
— И правильно: не гармонируют! И нечего вздыхать.
— Я не потому вздыхаю…
— А по чему? По «учредилке»? Так там тоже вроде всё в порядке.
— Порядок меня, Мишкин, и пугает, — призналась Маша. — Тут порядок, там порядок, уж больно всё гладко, в жизни так не бывает…
Сглазили, Мария Александровна! С утра Генштаб, Ставка, ГПУ, правительство — все на ушах стоят! Бунт на кораблях, бунт в частях — анархисты взбунтовали армию и флот. Не всю армию, и не весь флот — лишь малую толику, но перед германским наступлением даже взбунтовавшаяся рота представляется гранатой без чеки посреди порохового погреба, а тут ротой не обошлось.
Ближе к полудню стали известны подробности. Товарищи анархисты обвинили большевиков в отступничестве и призвали войска к неповиновению. Среди военных комиссаров всех рангов изначально было немало анархистов. ГПУ начало их потихоньку заменять большевиками и эсерами, но довести дело до конца не успело — теперь огребаем по полной программе! Эпицентр анархистского взрыва пришёлся — и почему я не удивлён? — на части, обороняющие Моонзундский архипелаг. Может, вражья разведка постаралась? Разберёмся, со всеми разберёмся и каждому воздадим по заслугам его!
В здании правительства мой кабинет находился рядом с кабинетом Ленина. Только что там завершилось экстренное заседание правительства. Было решено: выступление анархистов подавить в кратчайшие сроки, жёстко, но без лишней крови — какие-никакие, но свои. Я только что вернулся в свой кабинет и успел переговорить с Брусиловым. Главкомверх сказал, что в сопровождении Духонина немедленно отбывает в Ставку. Потом позвонила Маша.
— Только что говорила с Кропоткиным. Он согласился написать воззвание, в котором призовёт анархистов в войсках и на флоте прекратить бузу.
— Как тебе это удалось? — восхитился я.
— Ты про Кропоткина? Не спрашивай — сама не понимаю!
— Ты у меня умница! — я чуть не поцеловал телефонную трубку.
На том конце примолкли, потом Маша сказала:
— Ладно, Мишкин, у тебя куча дел, да и мне надо успеть, пока Кропоткин пишет воззвание, переговорить с парой-тройкой известных анархистов — нам их подписи тоже не помешают.
Не успел дать отбой, как телефон зазвонил снова. В трубке звучал голос Васича:
— Мне только что звонил Колчак, просил «Аврору», хочет идти на ней на острова.
Я задумался, потом посоветовал:
— Так дай!
— Я уже дал, — ответил Васич.
— А мне тогда чего звонишь? — возмутился я.
— Для порядка.
Только положил трубку — вошёл секретарь.
— Михаил Макарович, в приёмной сидит полковник Ерандаков. Говорит, что пришёл по срочному делу.
— Проси!
Полковник вошёл, держа в руке папку для доклада, присел на краешек указанного мной стула.
— Что за срочность, Василий Андреевич? — спросил я. — Почему не обратились к своему непосредственному начальнику генералу Духонину?