Распутье
Шрифт:
– Служил, но служил по заданию нашей партии. Теперь он снова в наших рядах, снова с нами.
– Какой партии?
– Это не твоего ума дело! Всех расстрелять! Это шпионы чоновцев.
– Погодите, господин полковник, я ить тоже вас знаю, о делах ваших ведаю, вы тоже были и красным, и белым, теперь стали…
– Вы хотите сказать, бандитом?
– Может, и так, – смело ответил бородач. – Хоть Кузнецов и называет себя партизаном, но он и мы – обычные бандиты.
– Хм! А вы смелы. Как прикажете, расстрелять вас или повесить?
– А нам уже все едино, что расстрелянный – тлен, что повешенный – земля. Только чтобы
– А ты что дрожишь как лист осиновый? – повернулся к третьему Бережнов.
– Жить охота, ваше высокоблагородие!
– Фронтовик?
– Был. Выжил. Теперь вот бегаю.
– Много убил красных?
– Много. Ежели что, то еще буду убивать!
– За что?
– Сам не знаю, за что. Кто почал убивать, того уже не остановишь. Да и вольная жизнь по моей душе. Только зря вы нам не верите. Мы ваши. Кузнецов послал нас, чтобы узнать, не вы ли пришли. Он ждет вас. Говорил, мол, ежели это Бережнов, то нам надо быть только вместе. Бережнову есть за что мстить красным: отец, побратим и другое. Бабу вашу недавно чуть не расстрелял Шевченок, да начальник из города остановил.
– Хорошо. Ты, Вальков, иди к Кузнецову, скажи, чтобы он тотчас же шел сюда, если хочет бить большевиков и разных комиссаров вместе. Эти останутся заложниками.
Вальков бросился в сопку. Забыл и о винтовке.
– Заложники! Да Кузнецову, ежели что, то плевать на нас, выручать не будет. Давно ужо пуля по нему плачет, – проговорил с тоской бородач. – О вас говорят наши, что вы бы не бросили. Да уж ладно, заложники так заложники. С вашего позволения, подремлю, – прилег бородач.
– Встать! Перед кем развалился? Встать и стоять смирно! – визгливо закричал Лапушкин. – Действительно банда, никакой дисциплины! Распустились! Господин полковник сделает вас солдатами.
Бородач вскочил, ошалело мигая белесыми ресницами.
– Стоять, пока не посинеешь!
– Прапорщик, отставить! Дисциплина будет, но не надо так сразу. Садись, отец. Расскажи, как ваши дела в банде?
– Э, что дела… Втянулся я в эту коловерть, теперь и сам не знаю зачем. Был богат, яковлевский я, мельничонка была, то да сё. Отобрали. Забунтовал. Кузнецов подобрал. Теперь хожу за ним, как бычок на веревочке, а в обрат путя нету. А кто не пошел за этим дезертиром, тот живет себе припеваючи, снова, коль есть деньга, ставят мельницы, торгуют. Пропал я. Поликарпов меня дразнят. Вот теперь вы сюда пришли, будто из-за границы, значит, власть над нами возьмете, снова будем резать и жечь. А долго ли? Может, еще это лето побулгачим, а потом нас прижмут. Это уж как пить дать, прижмут.
– Не прижмут. Японцы вот-вот выступят, к ним на помощь пойдут англичане, французы, и сковырнем Советы и большевиков.
– Хэ, полковник, господин полковник, много таких сковырщиков находилось, да все уже в нетях числятся. Не морочьте только мне голову. Скажите уж, что зудит рука, хочется еще насолить комиссарам. А большего нам не сделать.
– Как вы смеете такое говорить господину полковнику? – закричал Лапушкин.
– Да не визжи ты, малец! Твой поросячий визг мне не страшен. Ежли ваш командер не дурак, то он поймет, что и почем. А ежли дурак, то что с дурака взять! Вона, вас горсточка. На один бздык не хватит. Что вы могете сделать?
– Вы красный, я вас убью! – надвинулся Лапушкин.
– Да не стони ты, прапорщик, аль как там тебя. Красный! Я такой же красный, как ты комиссар России. Ежли говорю, то говорю правду. Разве белый не может говорить правды?
– Прапорщик, не мешайте выговориться человеку. Садитесь и слушайте! Так вы считаете, что мы напрасно пришли на помощь русскому народу? Пришли спасти от большевиков?
– На помощь русскому народу! Да плевать тот народ хотел на вас и на нас. Ему надобен мир, работа по сердцу. А от большевиков его спасать нечего, большевики что могут, то и дают народу. Правят будто с умом. Ежли так же будут править, то скоро Россия будет купаться в птичьем молоке. Народ! Сунулись мы лонись в Ивайловку, а нас мужики дрекольем встретили, мол, хватит. Спасали, помогали, а больше – ша! Метнулись к каменским староверам, те уже встретили с дробовиками. Тоже сказали, что уходите хоть к черту на куличики! Дали от ворот поворот. Вот тебе и русский народ! – надрывно выкрикнул бородач.
– Плохо. Вы к народу, а он от вас. Значит, плохо говорили, где-то ошибались.
– Ошибались? Ежели бы только ошибались! Грабим ведь встречных и поперечных.
– Может быть, вам пойти и сдаться комиссарам?
– Большая половина готова сдаться. Но как, когда у каждого руки по локоть в крови? Каждый вешатель и палач. Я тоже хорош. Недавно мы шастали на Кривую, базу там хотели заложить, начали зимовья рубить. Кузнецов с десятком пошел, чтобы еще присмотреть место на случай побега. Там его встретили чоновцы и тот десяток посекли из пулемета. Сам едва ушел. Когда возвращались, то десять от нас откачнулись и бежали невесть куда. Тем можно сдаваться, те у нас были больше за носильщиков. А нам нельзя. Расстреляют. Это уж точно.
– Господин полковник, подходят неизвестные люди, – прибежал часовой.
– Пропустить! Много ли? До полста будет? Ваши? – повернулся Устин к бородачу.
– Наши. Нас ровно полста.
– Дай сигнал, чтобы все наши шли на стоянку! – приказал Устин Лапушкину.
Три коротких свистка оповестили бережновцев о сборе.
Бандиты окружили бережновцев. Вперед вышел Кузнецов, тоном, не допускающим возражений, приказал:
– Сдать оружие! Вам тоже, господин полковник!
Устин и не пошевелился, только бросил:
– Оставьте ваши шутки!
– Я без шуток! – ответил Кузнецов. – Мы вернем вам оружие, когда поймем, кто вы и откуда.
– Если вы без шуток, то и я без шуток: стоять смирно, господин Кузнецов! – прошипел Бережнов. – Вы тоже! – прикрикнул на бандитов.
Кузнецов вздрогнул, но снова расслабил тело.
– Мы пришли сюда не выяснять, а работать, готовить базы для заброски наших дивизий. Ежли большевиков нельзя уничтожить снаружи, то мы их будем уничтожать изнутри. Садитесь! Командир, прикажите выставить часовых, мои разведчики устали.
– Слушаюсь, господин полковник! – сдался Кузнецов.
– Всем отойти на десять шагов в сторону, кроме моего адъютанта. Расскажите, Кузнецов, как ваши дела, какое настроение в вашем отряде?
– Плохое. Ваш приход чуть поднял людей.
– Зачем же тогда эта комедия?
– Для проверки.
– Вы вздумали нас проверять, меня? Похвально.
– Но с вами Лагутин. Он большевик.
– Дался вам этот Лагутин. Он наш, он всегда работал на нас. Ему был дан приказ, чтобы он затаился и ждал. Все! А теперь веди нас на свою базу! – приказал Бережнов. – Моим людям нужен отдых.