Распутье
Шрифт:
– Федор Андреевич, эта мечта мне давно знакома. Это утопия. Несбыточность. Мечта социалистов-утопистов, так их называют. И вы, большевики, тоже утописты.
– А что бы ты предложил?
– Я пока ничего нового не могу предложить, кроме американской демократии. А социалистическая система управления государством – это бред. Рабочий и мужик у власти… Смешно. Мы тоже уже об этом говорили. Ты сам сказал, что не хватает тебе грамотешки, а то бы ты шар земной с оси сдвинул.
– А как же будет, когда победит революция?
– А так и будет, Федор Андреевич, что страной будут править диктаторы, в добром понимании этого слова. Будет обычное единовластие,
– И выйдет снова, что один ноги бьет по тайге, а другой ноги бьет на балах? Так?
– Так, только так, товарищ Силов. Единственный путь, который бы я предложил России, – это путь американской демократии. Всё, что мы своими ногами и головой найдём, – для России. Для нас с тобой. Пусть нами правят крупенские, но лишь бы в дело, лишь бы процветала Россия. Ты сам знаешь, что буржуазия и интеллигенция уже сыты царем. Нужны свободы, нужны преобразования. И они будут. Народ будет накормлен. А когда народ сыт, то он не станет делать революцию. Революции делает только голодный, только униженный народ, когда уже дальше дышать нечем. А то, что ты предлагаешь – отнять всё у богачей, – может привести не только к революции, но и к гражданской войне. А это, Силов, страшно! Дворцовый переворот в сторону демократии, и хватит! А поднять на дыбы всю Россию – это ужасно. Энгельс – мой любимый пророк, но пророк страшный.
– Может быть, вы и правы, Борис Игнатьевич, но так дальше жить нельзя. И я пойду в революцию хотя бы потому, что народ голоден, потому что нас считают хамами, вонючими свиньями, будто мы рождены не от таких же матерей…
Силову не спалось. Уже и звёзды прокрутились на небосводе, притух костер, а всё не спалось…
В 1913 году ему, рудознатцу, присвоили звание проспектора [41] . Он подписал договор с Крупенским, что будет искать руды только для него и его акционерного общества, для престарелой императрицы Марии…
41
Проспектор – разведчик недр, рудоискатель.
Война. Над родиной нависла опасность. Всех горных инженеров перевели в казённую разведку искать руды, работать на войну. Работали дружно, не вспоминали старое.
Год войны. Задохнулась Россия, выбилась из сил и Германия. На заводах некому работать. Всех, кто хоть чуть разбирался в железе, был мастеровым и немного грамотным, – всех призвали. Никто не смог защитить и Федора Силова от призыва. Сколь ни бегали, ни хлопотали Ванин и Анерт за Силова, его призвали. Ванин – либерал, застенчиво улыбался, разводил руками, мол, не получилось. Анерту чужд либерализм. Он жёстко говорил:
– Есть приказ, надо выполнять. Зиму все равно ты без дела сидишь. Там нужнее. На лето будем вызывать. Хорошо, что еще на завод, а не на фронт. Не дуйся, не так уж ты велик, чтобы держать тебя под стеклянным колпаком.
Мог бы этого и не говорить Анерт, не обижать Силова, но от фронта его отстоял именно он. Боялся потерять голову Силова, в которой еще много тайн. Сгодится. Силов себе на уме: памятные рудные точки у него явно есть на примете. Есть! Думает, что если покажет все, то его ценить не будут. Так понял Силова Анерт. Берёг как мог. Выдал удостоверение, рекомендовал использовать на геологической службе: «Федор Андреевич Силов, хуторянин из Широкой пади близ п. Св. Ольги, в 1914 и 1915 годах служил в моей партии. Он оказался человеком весьма смышлёным и трудолюбивым. Вместе со своими братьями производил все починки сельскохозяйственных машин (слесарные, кузнечные и столярные работы), хорошо знаком с горными породами и рудами и их поисками и разведками, умеет обращаться с простым и горным компасом и наносить наблюдения, почему может быть весьма хорошим мастеровым, десятником и т. п., посему вполне могу его рекомендовать на всякую подобную службу. Горный инж. Э. Анерт. 7.08.1915 г. СПб.».
Вспомнились события годовой давности: туманный Петроград, как на извозчике добирался до Путиловского завода, предъявил документы.
– Экая простота твой Анерт, – усмехнулся чиновник. – Он что, думает, у нас сельхозмашины чинят? Здесь, батенька мой, пушки льют, оружие для войны куют.
– Я могу ковать, слесарить…
– Тут он пишет о рудах, вот и пошлю тебя уголек разгружать из вагонов. Надеюсь, эта руда тебе известна? Ну и добре. Ша, завтра на работу. Сегодня подыщи себе уголок, мы квартир не даём.
Там-то и начало копиться зло, оттачивалось понимание. Десять-двенадцать часов на работе, два-три в очереди за хлебом, короткое забытьё в холодной каморке – и снова работа. Чужая, нелюбимая. Одна мечта – всласть выспаться, но, как назло, не спится.
Федор поднялся, подшевелил костер, снова прилёг, чтобы заснуть. Вспомнились слова Ванина: «Силов спит, а рудные точки растут в его голове».
– Нет, Ванин, сейчас не рудные точки растут, а сила для борьбы копится.
Снова в то пекло на шесть месяцев. Должен выдюжить. Борьба нарастает. И всему тому виной война. Неужели человек рожден для войны, для насильственной смерти? Нет. Он рождён для любимой работы, для счастья. Генералы друг с другом меряются умами, а солдаты расплачиваются смертями.
Большой объем изысканий выполнил Силов за лето 1916 года. С открытия полевого сезона дома был всего два дня, и снова в тайгу, на любимую работу.
Вспомнился приезд в родной хутор. Отец встретил суровым взглядом, набычился, даже руки не подал, спросил:
– Есть слушок, что ты стал большевиком. Так ли это, ответствуй!
– Стал, ну и что дальше?
– Я уже наслышан о вашей программе. Станешь вместе со своим Лениным грабить мой хутор, сводить крепкого мужика на нет? Мои дела по боку? Так я тебя понимаю?
– Так, но чуть не так. Ленин говорит, что земля тому, кто на ней работает. Ты работаешь на земле, тебе и жить. А вот помещики, – здесь их, правда, нет – тем придется отдать свои земли. Укоротим их разбой. Да и хапуг надо чуть попридержать.
– Значит, я хапуга? – побагровел Андрей Андреевич.
– Догадлив. Значит, что-то водится за тобой. Пока не поздно, сделайся чище. И только.
– А если останусь каким был, ты моим хутором будешь править?
– Народ будет править, ежели не одумаешься.
– Так, значит, хочешь отца и всю Россию пустить на ветер?!
– Нет. Сделать ее лучше, чище. Так что думай, тятя. Дай срок, и Россия встанет на ноги. Окрепнет так, что ни один гад не посмеет на нее напасть. А пока сидят эти недоумки, дела не будет.
– А мы восстанем супротив вас! – загремел Андрей Андреевич.
– Зря. Ить вас немного наберется. Вся Россия в окопах, вся при оружии, будет чем вас усмирить.
– Так, значит, точно быть революции?
– Точно. И кто будет путаться под ногами, тех в порошок перетрем.