Распутье
Шрифт:
Все сильнее Устин втягивался в этот водоворот. Узнал, что в Челябинске состоятся переговоры с чехословацким и англо-французским командованием о совместных действиях против большевиков. Заговор был колоссальным. Восстание белых должно было охватить Урал, где командовал Дутов, Сибирь с десятками командующих: Семенов в Забайкалье, Колмыков в Приморье и еще разная шушера. И вся эта грязная накипь обрушится на русский народ. Здесь, на совещании, говорилось о ликвидации большевиков, советчиков и сочувствующих им. Предполагались массовые расстрелы, уничтожение непокорных деревень, городов, всех, кто поднимет оружие против «демократии» и «справедливости».
Ещё 23 мая 1918 года достоянием «белой» печати стало секретное постановление, о чем заведующий оперативным отделом Народного комиссариата по военным делам Аралов телеграфировал Пензенскому и Челябинскому исполкомам: «…Предлагаю немедленно принять срочные меры к задержке, разоружению и расформированию всех эшелонов и частей чехословацкого корпуса как остатка старой регулярной армии…»
Газеты злобно писали: «Захватившие власть в октябре месяце путем обмана и насилия петроградские большевики изо всех сил стараются угодить своим немецким хозяевам. Сначала они уничтожили российскую победоносную армию и заключили “справедливый мир” с германским кайзером Вильгельмом. Потом отдали целый край с русскими городами и селами, продали русских людей, все золотые запасы русского народа. Затем услужливо помогли германским империалистам совершить государственный переворот на Украине и 29 апреля дать украинскому народу гетмана Скоропадского, определенного ставленника Вильгельма.
Теперь большевики готовятся произвести новое предательство и по приказу Берлина обезоружить и продать наших братьев-чехословаков венгерскому императору Карлу для расправы над ними за помощь русскому народу и искреннюю преданность союзникам.
И все это делается от лица русского народа. Именем рабочих и крестьян.
Неужели русский народ, рабочие и крестьяне, и в дальнейшем так же безразлично будут относиться к преступной распродаже одному ему принадлежащих богатств?
Неужели он не предотвратит совершающегося предательства над его братьями-чехословаками и не сбросит ярмо немецких ставленников и большевистских комиссаров?
Пора понять, что этого требуют интересы не только России, но и национальная честь русского народа.
Впереди еще столько много светлых дней. Надо только действовать. Все остальное может быть дано русскому народу им же избранным Учредительным собранием…»
– «Много светлых дней!»… Это, Устин, звучит, как издёвка. Много черных и кровавых дней. С началом тебя Гражданской войны, где погибнет без малого половина России! Это страшит.
– Ладно, не каркай! – взорвался Бережнов. – Чехи после такого вранья оружия не сдадут. Значит, война. Но мы же её ждали. Чего бы нам сидеть в Омске, когда нас дома давно ждут?
Сигналом к восстанию должен стать приказ Троцкого, этого вождя Красной гвардии, военного комиссара. Как-то узнали, что такой приказ будет, но мало кто ведал, когда он будет. Ждали.
– Готов ли ты, Устин, умереть за Учредительное собрание? – спросил Ромашка. Они, похоже, спелись с Турановым. – Мы были корниловцами, но разве нас за это расстреляли большевики? Подумай.
– Думаю, много думаю. Не знаю, что такое учредилка, но и с большевиками пойти не могу. Нутро их не принимает. Мы сейчас можем ворваться на совещание и переколотить этих заговорщиков. Но это уже не изменит дело. За что-то воевать нам придется. Убийством заговорщиков не остановить ту глыбу, что зависла над Россией. Эсеры против репрессий, но разве на то согласятся офицеры? Они требуют уничтожить всех большевиков. А потом наши же офицеры начнут убивать этих говорунов. Так и будет. Шибалова бы сюда, может быть, он вразумил бы?
…И приказ пришел. Его монотонно отстучал телеграф. Троцкий приказывал: «Из Москвы, 25 мая, 23 часа. Самара, ж.-д., всем Совдепам по ж.-д. линии от Пензы до Омска.
Все Советы под страхом ответственности обязаны немедленно разоружить чехословаков. Каждый чехословак, который будет найден вооруженным на линии железной дороги, должен быть расстрелян на месте; каждый эшелон, в котором окажется хотя бы один вооруженный, должен быть выгружен из вагонов и заключен в лагерь для военнопленных. Местные военные комиссары обязуются немедленно выполнить этот приказ, всякое промедление будет равносильно бесчестной измене и обрушит на виновных суровую кару. Одновременно присылаются в тыл чехословаков надежные силы, которым поручено проучить неповинующихся. С честными чехословаками, которые сдадут оружие и подчинятся советской власти, поступить, как с братьями, и оказать им всяческую поддержку. Всем железнодорожникам сообщить, что ни один вооруженный вагон чехословаков не должен продвинуться на восток… Народный комиссар по военным делам Л. Троцкий».
– Вот и началась Гражданская война, – перекрестился Туранов.
Друзья промолчали.
Назавтра им было приказано срочно вернуться в распоряжение полковника Иванова в Омск. Выехали немедля.
Началась братоубийственная война в пользу Учредительного собрания, против Советов.
Сотня подъесаула Бережнова влилась в полк чешского капитана Гады. Гада начинал службу в армии санитаром, фельдшером, но уже в 1915 году получил звание капитана. Это был смелый и отчаянный командир. Русские звали его Гадом. Открылся Мариинский фронт. Здесь сотню переформировали в кавбатальон, командиром стал Устин Бережнов.
В первых боях под станцией Татарской, где бережновцы еще не принимали участия, Гада потерял до 400 солдат. 6 июня пошел в наступление на Мариинку. Чехословаки шли густыми колонами. Пулеметы красных косили цепи. У чехословаков и белогвардейцев было туго с боеприпасами, красногвардейцы недостатка в них не имели. Но они были малочисленны.
Чехословаки держали главное направление, русские же прикрывали их фланги конницей. Батальон Бережнова часто вступал в сабельные бои с красногвардейцами, но те упорно защищались. Лишь в десятом часу вечера бережновцы навалились всей лавиной на фланг красных, и красногвардейцы дрогнули. Правый фланг вогнулся, угрожая заходом белой конницы в тыл красным. Побежали, увлекая за собой весь Мариинский фронт. И началась кровавая бойня.
Нависла угроза над Омском. Омские власти панически эвакуировались. Они бежали на пароходах по Иртышу, увозя с собой бумаги и ценности. Чехословаки с ходу шли на Омск, батальон же Бережнова был брошен на перехват парохода, который увозил с собой золотые запасы и другие ценности. Но его поход не увенчался успехом. Пароход шел посередине Иртыша, уходил к другому берегу, пришлось лишь обстрелять его, но захватить не удалось. Да и пожалел Бережнов ставить под пули своих ребят. Черт с ним, с золотом, для него оно не дороже ржавого куска железа, дороги парни, с которыми столько прошел фронтовыми дорогами. Это поняли конники и были благодарны боевому командиру.
Батальон вернулся в Омск.
6
Макар Сонин, вконец исхудавший и измученный сутолокой перемещений, и его неразлучный спутник Евлампий Хомин наконец-то были демобилизованы и получили возможность двинуться на Дальний Восток. Господи, как бесконечно долго тянется этот эшелон! В начале марта прополз через Урал, к половине – едва добрался до Омска. Везде заторы, пробки, разноязычье, матерщина. Но пока ехали. Ехали и не ведали, что очень скоро им снова придется наступать и отступать, и всё по вине казачьего есаула, а вскоре атамана Семенова [57] .
57
Семёнов Григорий Михайлович (1890–1946) – казачий атаман, деятель Белого движения в Забайкалье и на Дальнем Востоке, генерал-лейтенант белой армии.