Распутин-1917
Шрифт:
На этот раз крики не стихали гораздо дольше. Назывались конкретные фамилии, предлагался скорый и однозначный суд военного трибунала. Самые активные хотели приступить к слушаниям немедленно. Не шумели только думские депутаты. По бледному лицу Милюкова разливался нездоровый румянец, пальцы судорожно мяли перчатки. Исчезновение занимающегося хлебом Михаила Терещенко обрело зловещий оттенок.
—Временному комитету необходимо безотлагательно взять власть в свои руки, — горячий шёпот Родзянко вывел Милюкова из состояния грогги, — иначе нам грозит полная анархия… Власть возьмут эти, — он кивнул на Сталина, — Совет депутатов.
— Если
— Сбежали… Где находится председатель совета министров, неизвестно. Его невозможно разыскать. Недавно расстались, а найти нигде не могу. И министра внутренних дел… Никого нет. Кончено!
— Ну, если кончено, так вы и заменяйте, Михаил Владимирович, — шикнул Милюков на Родзянко. — Положение ясно. Может быть два исхода: всё обойдется, государь назначит новое правительство — мы ему и сдадим власть… А не обойдется — так если мы не подберем, подсуетятся другие, те, кто выбрал каких-то мерзавцев на заводах… Берите бразды правления! Ведь, черт их возьми, как нам быть, если императорское правительство сбежало, что с собаками не сыщешь!..
Думские политики, 12 лет силились скинуть царских ставленников, а когда это случилось, неожиданно растерялись.
— Михаил Владимирович, — обратился к Родзянко стоящий чуть позади член Государственной думы полковник Энгельгардт, — мне кажется, сейчас самое главное — армия. Необходимо это взбунтовавшееся солдатское стадо взять в руки. Там уже работает военная комиссия Совета. Если мы…
— Товарищи! — прорвался сквозь шум голос Сталина, — мы, конечно, покараем виновных. Никто не уйдёт от справедливого возмездия. Каждый получит по заслугам. Но наказание не наполнит хлебные лавки! А это надо сделать срочно! Люди хотят кушать каждый день!
Зал погрузился в тягучее безмолвное молчание. Накормить огромный город в феврале во время войны — легко сказать. А как сделать?
— Какая еще комиссия? — зашипел на Энгельгарда Родзянко. — Я назначаю вас комендантом Таврического дворца и комендантом Петрограда. Где эта комиссия?
— В 42-й комнате. Закрылись, никого к себе не пускают…
— А ну, пойдем-ка туда! И немедленно дайте мне на подпись приказ о возвращении солдат в казармы и беспрекословном их подчинении офицерам. Стадо должно быть в стойле.
Повинуясь Родзянко, несколько человек разом развернулись и направились к выходу, не замечая, что люди в кожанках тоже пришли в движение. Один из них коротко кивнул и показал глазами на удаляющихся депутатов, несколько человек вышли из строя и последовали за думской делегацией. Оставшиеся перегруппировались и снова застыли в напряженном ожидании.
— Мы знаем, где прячут хлеб господа магнаты и поддерживающие их депутаты государственной думы, — после театральной паузы добил Сталин аудиторию, тяжело глядя в спину Милюкову, отчего тот внезапно споткнулся и чертыхнулся, — нам нужна помощь военных и железнодорожников. Хлеб возьмем под охрану и организуем доставку. На полустанках вокруг столицы рассредоточен месячный продовольственный запас Петрограда. Надо его национализировать и доставить в город. Предлагаю организовать добровольческие продотряды, наделить их полномочиями и отправить по известным адресам. Записаться в добровольцы можно в соседней комнате.
Толпа пришла в движение, смешалась, зашумела, потянулась на выход, как вдруг над ней взметнулся Керенский, бешено вращая
— Арестуйте его! Это — провокатор! — взлетев на стул, завопил он, показывая пальцем на Сталина, — он хочет выманить из Петрограда революционных солдат и матросов, чтобы потопить революцию в крови! Ушедших расстреляют в поле из пулеметов! Оставшихся в городе порубят шашками казаки! Не дайте вас обмануть! Защищайте революцию! Защищайте Думу!
Делегаты остановились и загудели. Актерской, легко воспламеняющейся и самой себе импонирующей натуре Керенского была нанесена звонкая, обидная пощёчина. С утра он парил над толпой, видя себя на белом коне. Соратники по ложе “Великий Восток” — шурин подполковник Барановский и два генерала ГУГШ Якубович и Туманов — переправляли к нему за советом группы вооруженных людей, уточняющих — что да как делать, как «защищать свободу», кого схватить? Керенский был «тем, кто приказывает». Его внешность изменилась, тон стал отрывистым и повелительным, движения быстрыми…
Конечно же Александр Фёдорович не мог допустить, чтобы кто-то непонятный, неизвестный на глазах у всего народа нагло крал ЕГО власть. Он слишком много потратил на её обретение в прямом и в переносном смысле, от многого отказался, ещё большим поступился, чтобы молча созерцать, как какой-то мужлан, лениво посматривая в глаза, выбивает стул, на который он еще даже не успел толком присесть.
Подбадриваемый французскими соратниками по масонской ложе, 14 февраля 1917 года Александр Федорович сжёг все мосты, заявив в Думе:
«Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало… Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в оружие издевательства над народом? С нарушителями закона есть только один путь борьбы — физического их устранения».
Председательствующий Родзянко прервал выступление Керенского вопросом, что тот имеет в виду. Ответ последовал незамедлительно: «Я имею в виду то, что совершил Брут во времена Древнего Рима».(*)
После такого заявления ни о каком возврате к прошлой жизни, ни о каких компромиссах не только с действующей властью, но и с думскими союзниками не могло быть и речи. Только вперед и вверх! Попадание на властный олимп может спасти от расправы за публичное желание повторить сомнительный подвиг римского заговорщика. Всё шло, как по маслу! Царское правительство разбежалось! Полиция и жандармерия бездействовали! Путь к власти открылся и так манил!… И тут этот грузинский большевик! Снести! Растоптать! Керенский “закусил удила” и пошёл в последний, решительный бой, надеясь на ораторское искусство и поддержку сочувствующих генералов. Вот сейчас они отдадут приказ своим адъютантам, и те выведут грузина из зала под белы рученьки…
— Товарищ Керенский! — нисколько не испугался истерики депутата Сталин, а подобрался ближе, стрельнул исподлобья глазами, и только усилившийся акцент выдавал скрываемое волнение, — как практикующий адвокат, понимающий, что обвинение необходимо чем-то доказать, вы, наверняка, озаботились какими-то документами и свидетельствами, подтверждающими ваши слова?
— Какие ещё доказательства?! — взвился Александр Федорович и осекся, увидев, как у него за спиной крепкие парни стремительно окружают и разоружают его воинскую свиту.