Рассадник добра
Шрифт:
Специалист ее иронии, видимо, не уловил. А может быть, понятие иронии было ему чуждым. Тьма коридора послушно выплюнула из себя тонкую легкокостную фигуру. Если бы не встопорщенные зеленые перья и клюв, голосистый мужчина был бы точной копией молодого, еще лохматого певца Киркорова. Перья же не оставляли сомнений в принадлежности данной особи к расе совцов. Только крылья за его спиной были гораздо больше и сильнее, чем у прочих виденных Машкой совцов. «Наверное, атлет», — решила она, потому как на ангела встреченный монстр точно не тянул. Она никогда
— У тебя нет причины уходить отсюда, — ласково сказал он.
— Но я хочу уйти! — возразила Машка.
— Желание не может быть причиной, — строгим голосом поправил ее зеленый совец. — Желая чего-либо, нельзя рассчитывать, что тебе это будет дано. Ведь у мира нет обязательств перед тобой.
— Спасибо! — язвительно поблагодарила его Машка. — А то я без тебя не знала. Значит, у меня нет причины уходить?
— Нет, — равнодушно подтвердил зеленый.
— Мне отрубят голову, если я здесь останусь. По-твоему, это не причина? — уточнила она.
— Это причина желать уйти, но не причина уходить, — любезно сказал зеленый.
Машка почувствовала, что пернатый атлет откровенно над ней издевается, и разозлилась еще больше.
— Слушай, — сказала она недружелюбно, — ты иди лучше отсюда, не мешай. А то как психану — и все перья из хвоста выдеру. На долгую добрую память.
К ее удивлению, совец не испугался и даже не обиделся. Он посмотрел на нее с интересом и вдруг рассмеялся. Смех у него оказался удивительно мелодичный и приятный. Видимо, у него не было хвоста. Потом он резко взмахнул рукой, и в лицо Машке полетел зеленый порошок с резким запахом. Увернуться она не успела. Нос немедленно заложило, как при насморке, Машка чихнула и провалилась в темноту.
— Тиу, я нашла ее! — услышала она затихающий где-то вдали веселый голос зеленого совца.
«И почему это я решила, что оно — мужчина?» — слабо удивилась Машка и заснула окончательно.
Когда она очнулась, в воздухе пахло сыростью и медом. Загончик был пуст, а остатки капусты уже прибрал кто-то хозяйственный. Как всегда по утрам, Машке хотелось есть, но о завтраке местная прислуга почему-то не позаботилась.
Скрипнула дверь. Звук отозвался в Машкиной голове вспышкой боли, словно вчера кто-то надавал ей от души тумаков или случилось что-то еще похуже. Демонстративно застонав, Машка приподнялась и, не открывая глаз, сообщила:
— Мне ужасно плохо, и я сейчас умру!
— Что случилось? — забеспокоилась пришедшая за ней Яр-Мала. — Ты заболела?
— Здесь чудовищные условия! — злорадно сказала Машка. — Я поняла, вы меня решили уморить, не дожидаясь этого чертова ритуала.
Яр-Мала подошла ближе и осторожно опустила руку ей на лоб. Стало немножко легче, потому что ладонь у совки оказалась мягкой и прохладной.
— Пить хочу, — проскрипела Машка.
— Ты отравилась, — помедлив, сообщила Яр-Мала. — Погоди, мы попробуем это исправить. Тебе не подходит готоба?
Машка наконец разлепила веки и, уставившись на совку, сказала:
— А что вы хотите? Запираете меня в какой-то затхлый подвал, кормите квашеной капустой не первой свежести, от которой у меня болит живот. Потом подсылаете вашего посла-извращенца, который не дает мне спокойно заснуть. И в довершение всего натравливаете на меня какого-то зеленого психа с сонным порошком, от которого у меня раскалывается голова! Я вам что, таракан, чтобы такое выдержать?! У меня, может, вообще на сонный порошок аллергия!
Яр-Мала неловко опустилась на колени рядом с ней и внимательно на Машку посмотрела. Эта поза была для нее непривычна, и смотрелась совка довольно-таки глупо.
— Тебе явилась совка зеленого окраса с сонным порошком в руках? — уточнила она благоговейным тоном.
— Ну да, какая-то дрянь пернатая на меня выскочила, — подтвердила Машка, нутром чуя, что снова вляпалась в какую-то мистическую историю. «Черт бы их побрал с их религиозными воззрениями!» — с досадой подумала она.
— Не смей говорить так о Таароа, которая пощадила тебя! — гневно сказала Яр-Мала.
Машка скривилась.
— Знаете, если бы я так щадила своих одноклассников, то давно бы ходила на индивидуальные занятия. В психушку.
— Ты не чувствуешь божественного восторга от встречи с высшим существом? — удивилась совка.
— Я чувствую, что у меня болит голова и что через некоторое время мне ее отрубят, — отрезала Машка.
По правде говоря, в отрубание головы ей как-то не верилось. Ну не может же быть, чтобы нормальные цивилизованные существа взяли и так просто отсекли кому-то жизненно необходимую часть тела! Только потому, что он как-то не так на кого-то посмотрел. Так не бывает. Эта уверенность придавала ей сил.
— Ты очень странная. Может быть, ты даже не родилась, как все нормальные люди, — сказала Яр-Мала, — Может, крылатый демон Павака потерял тебя, словно перо, пролетая над городом. Рожденный естественным образом не станет так относиться к богам.
— В любом случае, вы ничего об этом знать не можете, — буркнула разозленная Машка.
— Никогда не сносила яиц с людьми, — легко согласилась совка.
Видимо, это была шутка, потому что, договорив, она запрокинула голову и несколько раз клокотнула горлом.
— Очень смешно, — на всякий случай сказала Машка.
Жрица посерьезнела.
— Идем, боги ждут. Я рада, что ты так легкомысленно относишься к смерти. Другие люди на твоем месте плакали, вырывались и даже угрожали нам. Это было некрасиво.
Неприятный холодок пополз по Машкиной спине. Она сглотнула и затравленно огляделась. Ладони вспотели. Совка встревоженно обернулась, сочувственно хмыкнула и пропустила Машку вперед. «А, ладно, по дороге сбежать попробую!» — подумала Машка, одновременно стараясь как можно громче крутить в голове «Владимирский централ». Кажется, это помогло замаскировать мысли: желтая жрица поморщилась и замедлила шаг, стараясь немного от Машки отстать. Похоже, расстояние приглушало воображаемую музыку.