Расщепление
Шрифт:
Дальше слышались недовольные окрики, видимо, поломанных растений, а затем посыпалось бряканье разбитого окна регистратуры.
Химена наконец-то клацнула выключателем. Свет озарил поле битвы.
Кот сидел на полу, глаза его сверкали торжеством ярости. Он улыбался улыбкой победителя.
Он, как оказалось, содрал со стены единственный кусок обоев в трогательную зелёную полоску; опрокинул с газовой плиты, мирно стоявшей в центре коридора, кастрюлю пельменей, которые тут же разбежались; расколол надвое коврик для ног; раскритиковал в пух и прах учебник по демонологии; раскрошил
– Сейчас я осознаю, что я сделал…
Казалось, его чуткой растерянности не будет предела, но Химена попросила “себя не винить”. Довольный дух Кота воспрянул.
– Я и не думал тебя винить, - произнёс он, поднимаясь с пола.
Вдвоём они пошли по коридора в глубь больницы. Тот знаменитый аромат порченных препаратов, варёных экскрементов, пурпурного хлеба и водных свеч почти не ощущался. Было тихо.
Круглые часы, прицепившись к стене, стрекотали стрелками. Наблюдая за повадками времени, ночные посетители внимательно их изучили.
– Скоро обед, - подметил чёрно-жёлтый. Девушка глянула коротко на Кота и сказала:
– Мне бы чаю.
– И обсохнуть, - добавил тот броском через плечо, направляясь в одну из комнат. Шестая палата шепнула дверью. Внутри горел камин, кружил приятный полумрак, кремовый абажур тёплым светом указывал на закипающий чайник.
Кот снял бурлящий кипяток с электроплитки. На твидовом столе (перешит из старого пальто доктора Бена) ждут две треугольные чашки с заваркой.
Ведомая Котом горячая вода наполовину наполняет их.
Шерсть на кошачьей башке взъерошена.
– Я как айсберг в океане - очень плохо управляем… - напевает Кот во время процесса. Чай будет крепким.
– Сахар?
– Две.
Он смотрит на Химену хитрым взглядом, словно пьяный хирург на опухоль. Одежда девушки всё ещё мокрая. Сапожки в грязи, джинсы измяты. Футболка сидит в обтяжку. Равные края оборванной ткани вместо рукавов. Чёрный крест спереди на красном цвете.
– Переоденешься?
Кот дергаёт за подсвечник старинного стиля - это ручка встроенного в стену шкафа, который медленно распахивает пасть.
Из шкафа, оттолкнувшись от ржавой пружины, выпрыгивает смирительная рубашка, пару раз бьётся о противоположную стену и с нежным шуршаньем стелется у ног девушки.
Химена снимает свою одежду. Кот, загадочно улыбаясь, любуется её гладким телом, отхлёбывает чай.
– Странная у тебя красота, - мурлыкает он, когда девушка облачается в смирительную рубашку. Длинные рукава она закатала, не решившись их оборвать, уселась за стол из пальто.
– Хочешь есть?
– спрашивает Кот.
– Есть аминазин, инсулин, сульфазин, трифтазин, аскофен, глюкоза, гистамин, н-диметилтриптамин, псилоцин, серотонин, фламизин, аманита мускария…
– Спасибо, спасибо. Мне не надо.
– Заставлять не стану.
– А чем ещё здесь кормят?
– её отстранённый взгляд в окно.
– Всем. Первоклассный хавчик. Но только не для нас, - Кот тоже оглядывается на окно. В стекло стучится темнота. Чёрно-жёлтый торжествующе указывает лапой на лампу. Кремовый свет отпугивает тьму. Кот снова поворачивается к отпивающей из кружки девушке. Чёрная часть её волос немного блестит, а белая половина уже высохла.
– Расскажи мне всё подробно, - просит Кот.
– Это будет не трудно… - говорит она, упираясь в спинку соломенного стула.
– Я много раз пыталась выйти из жизни… В общем, я залезла на крышу, села на качели… Пошёл дождь, самый обычный… Я спустилась на улицу, где было очень темно… Никого со мной не было. Я пошла по ночному городу… Перешла мост, зашла в воду… Появился ты и не дал мне сдохнуть… Потом мы добрались сюда… А здесь я рассказываю тебе, как я пыталась выйти из жизни…
Чёрножёлтый нахмурился.
– Потерю памяти не помнишь?
– спрашивает.
– Нет. Но я могла её забыть.
– Дежа-вю, связанное с этим местом?
– Кот побрякал пальцами себе по голове.
– Может, ты уже была здесь раньше?
Химена пожала плечами пространство вокруг себя.
– У вас тут есть человек без лица, отделивший его от себя выстрелом под подбородок из рогатки, - спросила она, как бы утверждая.
– Он ещё протягивает ладонь для рукопожатия так, будто предлагает её купить.
– У нас тут есть Нигер из Ку-клукс-клана, - говорит Кот.
– Когда ты его кому-нибудь представляешь, то обычно говоришь…
– “Кстати, он - негр”.
– Заканчивает Кот мысль собеседницы, пялится в свою опустевшую кружку. И говорит:
– Один больной, здешний пациент, 10 лет вынашивал хитроумный план мести, но забыл кому мстить…
– Утопился в рукомойнике.
– Уверенно итожит Химена. Кот согласно кивает. Она говорит:
– Другой больной считал, что он абсолютно здоров. Пробовал пробраться на фотографию, пытался создать “стилет Росмана” и продать его на чёрном рынке, хотел избежать капюшонов… А закончил он эти лихие подвиги тем, что…
– Не перерезал себе горло ложкой, - чёрно-жёлтый собеседник не дал ей закончить.
– А старуха-силиконщица?
– Эта уважаемая пожилая женщина… - припомнил Кот, уставив морду в потолок.
– Она ведь ведьма в отставке?
– Кажется, да.
– Живой рухлядью скитается она по больнице, показывая каждому фотку своего сыночка…
– И приговаривает “Какой он красивенький, правда?” А на фотографий - тошнотворное лицо сигаретного окурка.
По окончаний фразы Кот, демонстрируя крайнюю степень брезгливости, притворно дёрнул лапами. Затем он произнёс вот это: