Расщепление
Шрифт:
– - Да.
– - Вы должны понять, Владимир, я на вашей стороне и пытаюсь помочь...
"О как!"
Я изо всех сил сдерживаю себя, чтобы не расхохотаться капитану в лицо, и все же насмешливой улыбки скрыть не могу.
– - Бог с ними, с ботинками, -- продолжает тем временем капитан, -- по сути, это не столь важно, но то, что вы пытаетесь скрыть сейчас, чревато огромными непредсказуемыми последствиями для всех.
"Всех?"
Фразу про неких "всех" я уже слышал. Она меня зацепила, но так и осталась нераскрыта, и вот снова появляются те самые безликие "все".
– - Всех!? -- переспросил
Губы Петрова сомкнулись так плотно, что белыми полосами выделялись на его загорелом лице. Непродолжительную тишину разбавляли лишь пузырящиеся звуки аквариума да гудение светильников над головой.
– - Хо-ро-шо, -- по слогам произнес капитан, -- я расскажу вам про... Всех, хотя не имею на это права, но после того, как вы, Владимир, скажете мне, где книга?
"Ничего себе, капитан големов взволнован или и это мне показалось? Неужели такое вообще возможно?"
– - Книга? -- удивленно переспрашиваю я. -- Какая книга?
Петров привстал и, опершись ладонями о столешницу (его огромные пальцы побелели), наклонился ко мне. В каре-красных глазах капитана мне почудилось разгорающееся пламя.
– - Книга, что была у Мастера! -- в своей манере, растягивая слова и делая ударение на каждом, проговорил он.
"Вот сейчас он точно меня убьет", -- успел подумать я, прежде чем произнес:
– - Мастера? Какого мастера?
Нет, до кровопролития не дошло, да я бы и не дался: он, конечно, здоровее меня, причем значительно, но я однозначно проворнее. Секунд через десять после моего ответа гигантский человек просто рухнул на свое место. Несчастный стул всхлипнул, но не развалился. "А было бы забавно" -- подумал я.
Пока я наблюдал за нахмуренным и сосредоточенным лицом стража порядка, в моей голове, подобно веселому мячику, подскакивало сказанное Петровым слово -- Мастер. Слово прыгало, не давая себя поймать, и, ощущая свое бессилие, я чувствовал, как моя новоявленная болезнь -- любопытство -- прогрессирует невиданными темпами. "Мастера? Мастера чего? Мастера в чем? -- думал я, ругая себя за излишний сарказм, насмешки и подколки в адрес огромного и, кажется, далекого от юмора человека. -- Теперь обиженный Петров точно ничего не расскажет. Ни-че-го! И все мои мучения совершенно напрасны!"
Под "мучениями" я подразумевал несколько часов непрерывного допроса, на который меня привезли прямиком из парка.
Следователи A, B и C (они, конечно, представились, но я не запомнил), разместились вокруг меня на стульях, а хозяин кабинета и председательствующий допросчик, капитан Петров -- за своим столом; и понеслось.
Я аккуратно, не спеша, выверяя каждое слово, рассказывал снова и снова достаточно упрощенную версию случившегося.
Признаюсь, дурная идея: поведать, как все происходило на самом деле, с той жуткой красочностью и моими кошмарными мыслями, меня посетила: интересно же посмотреть на реакцию капитана и его приспешников. К счастью, идее той я не поддался, рассудив, что в психушку мне вовсе не хочется. Рассказ же про сгустки воздуха, проходящие через человека, выкачивающие его кровь, да еще выдирая внутренности, не говоря уже про то, что случилось позже, -- это прямая дорога в дурку. Потому-то я рассказывал, как все и было, лишь опуская неестественные моменты.
Надо
– - Вдохновленный сегодняшней прекрасной погодой, я гулял по парку, наслаждаясь природой и всяческими красотами...
– - Жена? Какая жена? Ах, моя жена. К сожалению, она горит на работе и не смогла разделить со мной всей прелести такого чудного вечера. Но теперь-то, после случившегося, она непременно захочет прогуляться и своими глазами увидеть место трагедии. Женщины, что с них взять...
– - ...как вдруг услышал крик, из-за той самой живой изгороди. Я, надо сказать, человек неравнодушный... Вы даже не представляете, насколько я страдаю от этого качества, постоянно вляпываюсь в разные катавасии... и потому побежал туда, огибая эти долбаные посадки...
– - Да, согласен -- ступил, нужно было бы проломиться сквозь изгородь. Что тут поделаешь, не догадался.
– - ...а там на земле лежит человек. Когда я подбежал к нему, он лишь стонал, хрипел и изо рта у него шла кровь. Глаза широко открыты, но он, кажется, ничего не видел...
– - Да, бормотал что-то, но я не понял.
– - Я был просто шокирован, узнав в нем мужика из метро. Капитан не даст соврать, насколько этот человек был странным и как он меня тыкал своей сумкой где-то с месяц назад.
– - ...однако это не помешало мне позвонить и вызвать "скорую", которая приехала слишком поздно, к тому времени человек умер.
– - Помощь? Какую помощь я мог ему оказать? Наложить жгут на горло? Он дышал, а ощупывать, исследовать -- так я не врач. Эдак только хуже можно сделать, разве нет?
По уже известной мне полицейской традиции допрос прерывался неоднократными остановками. Меня перебивали, переспрашивали, заставляли скакать по времени -- наверное, пытались вывести на чистую воду. К чести моего огромного "друга" Петрова замечу, что он на протяжении всего времени молчал (лишь раз хмыкнул, когда я невзначай помянул его), предоставив истязать меня своим младшим товарищам. Возможно, они проходили практику, как студенты-медики оттачивают свое мастерство на особо больных пациентах. Эти трое тиранили меня по очереди и сообща, я же, помимо того что был вынужден контролировать свои слова, никак не мог отогнать, даже на время, будоражащие мое сознание мысли.
Сидя на допросе, вопреки здравому смыслу я испытывал нечто похожее на эйфорию. И не мудрено: буквально несколько часов назад другая сторона жизни пусть трагично, но совершенно явственно открылась мне. Я хотел увидеть ее еще раз, и она как будто хотела того же: меня засасывало и растворяло в воспоминаниях. Прикладывая немалые усилия (еще и в борьбе с памятью), я, как попугай, снова и снова повторял спасительную фразу: "Я не знаю". И в тот момент, когда вопросы дошли до расположенных почти по окружности кровавых брызг и кусочков плоти, фраза "Я не знаю" оказалась единственным, на что я мог опереться.