Расщепление
Шрифт:
– - Евстигней -- звали человека, с которым вы столкнулись в метро и которого... -- Петров замолчал, затем, после паузы, протянул руку и показал на хорошо заметный черный круг на траве, -- ...здесь убили.
– - Евстигней? -- удивился я.
Поборов бестолковую жалостливость и придавая голосу непонимание, даже толику идиотизма ("включить блондинку", как называет этот прием моя жена), я добавил:
– - Убили?
– - Вы постоянно врете, Владимир, -- произнес Петров, не меняя интонации и, кажется, не веря в мой идиотизм, -- точнее, вы постоянно, причем преднамеренно, недоговариваете и скрываете факты, что вполне можно интерпретировать как ложь; но сейчас об этом
– - Угу, выстраиваю препоны для следствия, по-сто-янно, -- протянул я.
На мои слова капитан не ответил, он их будто не слышал.
– - Да, его именно убили, -- у меня вновь возникло ощущение внутри-петровского укола боли. -- И я знаю, каким способом, но сейчас мы и об этом говорить не будем.
Не отводя взгляда от капитана, я лишь кивал головой, в то время как мое любопытство достигло невероятных размеров.
– - У Евстигнея при себе была книга, которую вы, Владимир, спрятали...
Я хотел возразить, но Петров опередил меня:
– - Подождите, я договорю, пока вы не успели мне откровенно наврать, -- произнес он с интонацией воспитательницы детского сада. --Дело в том, что, в силу ряда особенностей этой книги и вашей личной особенности, Владимир, никто, кроме вас, не мог бы не то что спрятать ее, но даже просто взять в руки.
– - О-чу-меть, -- усмехнулся я. -- А вы не допускаете, капитан, что при этом вашем Евстигнее той самой чудо-книги могло и не быть?
– - В силу все той же особенности книги и особенности самого Евстигнея, -- медленно и -- как, наверное, ему казалось -- очень доходчиво выговаривал Петров, -- книга всегда находилась при нем и другого случиться просто не могло.
Капитан замолчал, а я не ответил: просто не мог, в этот момент мой внутриголовной кавардак разросся до критической массы.
Кое-как собравшись с мыслями, после продолжительного молчания, я все же сказал:
– - Интересно вы рассказываете, капитан: там особенность, сям особенность. Оказывается, даже у меня есть некая особенность, о которой я не подозреваю все тридцать два года, что живу на свете. Может быть, не сочтете за труд и поведаете, что же это за особенности такие, как никак вы обещали все рассказать.
По окончании моих слов губы капитана дрогнули и словно через силу стали растягиваться в улыбку. Я же смотрел на его широкое лицо и ощущал непонятную вибрацию нервов.
– - С одной стороны, все может показаться сложным, -- неспешно сказал капитан, -- Хотя...
"Па-аф!" -- в ночной тишине раздался всплеск сжатого воздуха и в стороне, за деревьями, возникло неяркое свечение.
Подобие улыбки тут же соскользнуло с лица капитана, а в его глазах отдалась краснота. В тот момент как Петров поднимался на ноги, его ладони сжались в кулаки и стали походить на две огромные кувалды. Через секунду рядом со мной стоял человек, напоминающий самого что ни на есть настоящего каменного Голема.
В следующее мгновение случилось все сразу: из-за деревьев вышла девушка, "каменный Голем" сделал несколько шагов в сторону, точно закрывая меня от незнакомки, и я услышал пение птицы.
ГЛАВА 18,
подтверждающая, что красота -- страшная сила
Одна из известных поговорок утверждает,
"Это не соловей!" -- сказал я самому себе и тут же забыл о птице и о ее руладах: величественно, с ленцой к обомлевшему мне и напряженному капитану Петрову подходила умопомрачительная незнакомка. Ее длинное вечернее платье, настолько роскошное, насколько и неуместное для ночной прогулки по парку, казалось ярко-красным даже в полутьме. И этот шедевр, наверняка ручной работы, облегал, я бы сказал -- идеальную фигуру. Открытые белые плечи, немалых размеров грудь, в бесстыдном декольте, длинная шея, огромные искрящиеся сережки и сверкающее колье источали агрессивную чувственность. Но... да простят меня мужики, не от вида всего этого великолепия я обалдел, тем более что разглядеть в подробностях очарование незнакомки смог лишь гораздо позже. С самой первой секунды, что я увидел идущую к нам девушку, меня сразило... свечение, движущееся вместе с ней. Вокруг красавицы существовало нечто похожее на эллипсоид или кокон -- призрачный, не яркий, но отчетливо видимый. Этот кокон мерцал, и по его поверхности иногда пробегали всполохи, срывающиеся протуберанцами в ночь.
Можно ли утратить ощущение реальности больше, чем я в тот момент, когда созерцал супермодель, окруженную... "Энергетический барьер? Как в кино?" -- крутилось в голове.
Можно!
Восхитительница остановилась шагах в пятнадцати от нас, ее ярко-алые губы изобразили улыбку (скорее хищную, чем обворожительную), и тут я заметил движение вокруг ее головы. Прошло время, прежде чем я осознал, что двигались волосы девушки. Черные, длинные, собранные в многочисленные пряди, они, извиваясь, ползали по ее плечам, поднимались в воздух и, покачиваясь, замирали, "уставившись" на нас с капитаном, точь-в-точь змеи на голове медузы Горгоны.
Трудно сказать, сколько времени я бы мог находиться в состоянии прогрессирующего идиотизма (тупо хлопая глазами), но в этот момент брюнетка позволила себе вступить в переговоры, и это уничтожило магию красоты.
– - Отойди от него нахер, ущерб. Этот хер пойдет со мной! -- громко, надменно и очень картинно прокричала она.
О сила слова. О речь, достойная незабвенной Эллочки Людоедочки -- то была последняя капля, нарушившая метастабильность моего удивления. Оно рухнуло вниз, увлекая за собой остатки ошеломления, восхищения, -- и я расхохотался.
Я гоготал до слез, до икоты, до того момента, как слово "Сука", произнесенное капитаном Петровым, заставило меня посмотреть на него. Голем сейчас не выглядел как обычно бесстрастным: его лицо самую малость, но изменилось, и я читал на нем досаду.
– - Ты сам напросился, тупой урод! -- вскричала явно не дружелюбно настроенная красавица.
Волосы девушки разом отпрянули назад и тут же озлобленно ринулись в нашу сторону. На груди, в декольте, со звуком выстрелившей газовой горелки полыхнуло всамделишное пламя и тут же переметнулось на окружающий брюнетку кокон. Оболочка, едва мерцающая до сих пор, полыхнула живым огнем, и я почувствовал, как меня обдало жаром, несмотря на десять-двенадцать метров, отделяющие нас от девицы. С шипением и посвистом трава вокруг девушки стала дымиться, вспыхивать и обугливаться. Красавица взметнула руку, и из ее ладони в нашу с Петровым сторону вылетело что-то, напоминающее сгусток плазмы или ошметок вулканической лавы, глубоко оранжевый внутри и объятый клокочущим пламенем снаружи.