Рассечение Стоуна
Шрифт:
Мне вспомнился огромный анатомический атлас, который я видел у него в квартире, и рядом хирургический атлас; оба тома, раскрытые, лежали на столе, словно он сверялся с ними в последнюю минуту, прежде чем уйти…
– А как прошел тот день, когда я… когда была конференция по заболеваемости и смертности?
– То-то и оно. Простая экстирпация шишки на груди, и если биопсия положительная, последующая мастэктомия и удаление лимфоузла. Я сделал сотни таких операций. Если не больше. Но пациенткой была наша медсестра. Человек мне доверился.
– И что
– Я вошел в операционную с таким чувством, что сейчас потеряю сознание. Никто, разумеется, ни о чем не подозревал. Маска есть маска. А как только я делаю первый разрез, все страхи остаются позади. Даже смешно. Это больше не повторится, говорю я себе. Но все мои усилия напрасны.
– А в Эфиопии такое случалось? Он покачал головой:
– Нет. Наверное, потому, что я знал: пациенту больше не к кому обратиться. Кроме меня во всем городе еще два хирурга. Здесь-то хирургов масса.
– А может быть, те жизни меньше стоили? Туземцы. Кого они интересовали? Помрет так помрет, чего беспокоиться? Забираете же вы органы у наших пациентов в Госпитале Богоматери.
Его передернуло. Наверное, с ним никто никогда в таком тоне не говорил. Но ведь никаких правил, как нам общаться, мы не устанавливали. Не нравится – можешь уходить.
– Я не жду, что ты меня поймешь.
И он имел в виду вовсе не свои страхи перед операцией. Стоун похлопал себя по карманам, не нашел того, что искал, заморгал. Какая еще кара его постигнет? Он пошевелился на стуле, принялся качать ногой.
– Понимаешь… Мэрион… – Мое имя было для него непривычным. – Я… Логика не может объяснить всего.
Твердо поставив ноги на пол, он наклонился вперед:
– Я не могу тебе четко объяснить, почему поступил именно так… Я и сам не понимаю, как это произошло. Даже по прошествии стольких лет…
Чего это он не понимал? Мои войска были в полной боевой готовности. В голове вертелись мудрые слова, которые я скажу. Например: Не трать понапрасну время. Или: Я все прекрасно понимаю. Ты избрал кратчайший путь. Разрубил гордиев узел. Все ясно. А может быть, под «этим» он подразумевал мамину беременность?
– Гхош сказал, что ты не знаешь, как так получилось. Что это загадка для тебя.
– Да! – облегченно выдохнул он и вдруг покраснел. – Он так сказал? Он прав.
– Вроде Иосифа? Мария и непорочное зачатие ребенка? Целых двух, в твоем случае.
– Да. – Он положил ногу на ногу.
– Может, ты не считаешь себя моим отцом?
– Нет, не то. Я – твой отец. Я…
– Ты мне не отец! Гхош – мне отец! Он вырастил меня. Он научил меня всему, от велосипеда до крикета. Он привил мне любовь к медицине. Не будь Гхоша, я бы не попал сюда. Он – величайший из людей, живших на земле.
Я заманил его в ловушку. Но, как оказалось, перехитрил сам себя.
– Живших? – Он снова уперся ногами в пол и наклонился вперед.
– Гхош умер. Лицо его застыло.
Я дал ему время переварить новость. Наверняка ему хотелось узнать подробности, но он ни о чем не спросил. Весть огорошила, опечалила его. Это меня тронуло, но воинственный настрой не прошел.
– Ты можешь не беспокоиться, – сказал я. – Отец у меня был.
– Я не жду, что ты меня поймешь… – повторил он.
– И все-таки расскажи.
– С чего начать?
– Начни сначала. И продолжай, пока не доберешься до конца. Тогда и остановишься, сказал Король очень мрачно. Знаешь, чьи это слова?
Я был доволен собой. Знаменитому Томасу Стоуну сейчас будет преподан урок. Разумеется, он без запинки назовет ответвления сонной артерии или границы винслова отверстия, но как насчет Льюиса Кэрролла? Как насчет «Алисы в стране чудес»?
Его ответ поразил меня. Он был неправильный и вместе с тем верный.
– Гхоша, – сказал Стоун. И хрипло вздохнул.
Глава восьмая. Вопрос времени
Ребенком Томас Стоун спросил маали – садовника, – откуда берутся маленькие мальчики. Садовник, смуглый человек с затуманенными глазами, дыша перегаром, ответил:
– Конечно же, тебя принес вечерний прилив! Я нашел тебя. Ты был нежный, розовый, с одним плавником и совсем без чешуи. Говорят, такие рыбы попадаются только на Цейлоне, но тебя каким-то ветром занесло к нам. Я тебя чуть не съел, хорошо, аппетита не было. Вот этим самым серпом я обрезал плавник и отнес тебя к мамочке.
– Я тебе не верю. Мы с мамой точно плавали вместе в море. Мы были одной большой рыбой. Я жил у нее в животе и вышел наружу, – сказал мальчишка, поворачиваясь к нему спиной.
Маали мог заговорить зубы кому угодно. Но если бы Хильда Стоун услышала, что он плетет ее единственному ребенку, она бы немедленно прогнала садовника.
Дом маленького мальчика стоял у самых стен форта Св. Георгия в Мадрасе. Над недостроенными укреплениями возвышался шпиль церкви Св. Марии. Церковное кладбище, на котором покоились пять поколений англичан – мужчин, женщин и детей, которых уложили в могилу тиф, малярия, кала-азар [97] и (редко) почтенный возраст, – было его площадкой для игр.
97
Кала-азар (хинди – черная болезнь), лихорадка «дум-дум», индийский висцеральный лейшманиоз, инфекционное заболевание, передающееся москитами.
Форт Св. Георгия был первым домом Ост-Индской компании, церковь Св. Марии – первым англиканским храмом в Индии (а самую первую христианскую церковь построил в 54 году н. э. святой апостол Фома, высадившийся на побережье Кералы). В церкви есть памятная доска, посвященная свадьбе лорда Роберта Клайва, а еще одна доска увековечивает имя губернатора Элайху Иеля, того самого, что основал в Америке Йельский университет. Но никаким знаком не отмечен брак Хильды Мастере из Файфа, учительницы и гувернантки, и Джастифуса Стоуна, чиновника британской администрации, почти на двадцать лет старше ее годами.