Расшифровано временем(Повести и рассказы)
Шрифт:
Не знаю, сколько бы мы еще с Марком просидели на ольхе, но разогнал нас по местам внезапный артналет. Немцы били бегло одной батареей, фугасами. Что-то им показалось. Огонь так же внезапно утих. Кисловато-едкая гарь сползла вниз, к нашим окопам, вытеснив свежий воздух вечернего леса…
«8 ноября, понедельник.
После полудня произошла неприятная история. Я сидел у окна, сортировал иглы для шприца, когда во двор въехал „опель-капитан“. Из него вышел высокий молодой офицер.
Офицер прошествовал мимо и остановился перед группой встречавших его людей. Был среди них и Альберт.
— Что за чучело? — спросил офицер, кивнув на Дитцхофа.
— Из резервистов, господин капитан, — ответил старший врач.
— Он прежде всего солдат германской армии — перебил гость. — Напомните ему, что часовой обязан приветствовать Рыцарский крест.
— Безусловно, господин капитан, — кивнул старший врач.
Теперь я понял, что блестело у него на шее.
В это время из другой двери, где находилась сестринская, громко хохоча, выскочила Мария Раух и, ничего не заметив, побежала через двор. Она была в коротеньком, не застегнутом, видимо после душа, халате, придерживала его на груди свертком с бельем. Рванувшийся ветер задрал полы халата почти до бедер открыв высокие белые ноги Марии.
Капитан дернулся, вытянулся, будто проглотил кол.
— Это что еще? — едва разжав губы, спросил он. — У вас воинская часть или бордель!.. Среди бела дня шлюхи бегают…
Наступило тягостное оцепенение. И тут Альберт сказал:
— Господин капитан, эта женщина служит в вермахте. Она доброволец… Если не ошибаюсь, вы, господин капитан, — фон Киеслинг? Едва ли вашей фамилии делают честь подобные слова о незнакомой женщине. Тем более о немецкой женщине.
Разорвалась бомба!
Пухлое, гермафродитно-гладкое лицо капитана не побледнело и не побагровело. Не шевельнувшись, выслушал Альберта, не перебивая, до конца. Потом сказал:
— Я действительно фон Киеслинг. А кто вы?
— Хирург.
— Ваше звание?
— Обер-лейтенант Альберт Кронер.
— Я запомню вас, обер-лейтенант. Мы еще встретимся.
— Не исключено, господин капитан, мы на войне.
— Где вы получили Железный крест?
— Под
— Вы смелый человек, обер-лейтенант.
— Что поделаешь, господин капитан, я же сказал: мы на войне.
— Я вас больше не задерживаю, обер-лейтенант. Вы свободны.
— Так точно, господин капитан, — Альберт сделал шаг в сторону, открывая гостю путь к двери…
Позже я зашел к Альберту и сказал, что все видел.
— Что теперь будет, Альберт? — спросил я.
— Этот хлыщ не простит. Он инспектор из штаба группы армий. Заехал к нам передохнуть по дороге на передовую. Они так и воюют: год в тылу, три дня на передовой. И — новый крест на грудь… Да пошел он к черту! — вскипел Альберт. И вдруг рассмеялся: — Но Мария-то хороша была! Этот педераст чуть не поперхнулся!..
— Ты откуда знаешь, что он педераст?
— Все они, эти выродившиеся клопы, — фон Бюлловы, фон Киеслинги… или импотенты, или гомосексуалисты… Другой бы, не породистый хам. просто загоготал бы и приказал подать ему такую бабенку в постель… А этого, видишь ли, покоробило…
Знаю Альберта: человек он отчаянный, прямой.
Чем все это для него кончится?..»
«8 ноября.
Взяли! Взяли эту прокл. 226,4! Кровью. Сижу в немец. блинд. Обживаем транш. Убит Гусятников. У меня потери — 12 уб.; ранен. — 6. Писарям работа — похоронки. Попортил нервы с Упр. — свол. А Киричев — везун. Иду в транш, закрепиться…»
Эту запись делать было трудно — дрожали пальцы, карандаш вихлял, выводил каракули — слишком легким, невесомым был он после автомата. Запись делал почти сразу после боя.
Высота 226,4… Сколько о ней шло разговору в дивизии! Будто одна она существовала от Балтики до Черного моря и из каждого уголка страны была всем видна. А в сущности — прыщ на ровном месте, на моей карте несколько изломанных, тонко вычерченных окружностей, одна в другой, с точкой в самом центре и цифрой 226,4. Сколько же таких пометок на картах всех ротных командиров! И за каждую приходилось класть людей…
За два дня до этого офицеров полка собрал командир — подполковник Рубинчик. Разложил свою карту, чиркнул быстрым взглядом по лицам:
— Вот эта макушка — бельмо на глазу дивизии. Полку определено пробить здесь брешь. В нее войдет дивизия, а затем корпус. Первая задача — сбить немцев с этой верхушки 226,4. Отсюда они вот уже месяц смеются над нами. Им видно в глубину на шесть-восемь километров, кто где спит и кто что ест. В чьей полосе высота?
— В моей, — отозвался я и представился. — Прямо перед ротой.
— Укомплектован?
— Почти.
— Огневые точки засек? — его черные глаза буравили мне переносье.