Рассказ кумыка о кумыках
Шрифт:
Уздени эти происходят частью от кумыков, вышедших с Султанмутом из-за Сулака, частью из других сопредельных племен и были всегда из таких людей, которые в прежнем своем отечестве пользовались почетным значением.
Догорек-уздени, полагаемые в третьем разряде, происходят от вольных выходцев всех племен, селящихся по кварталам или по деревням на княжеской или узденьских землях; из них если кто будет пожалован от князя землею, кутаном или сделается аталыком, или будет отличен особенным почетом, может называться узденем 2-го разряда; но азату трудно этим воспользоваться до тех пор, пока род его не переродится и не изгладится из памяти народа бывшая принадлежность его к рабскому состоянию.
Вообще, повышение в классах приобретением имения и понижение потерею оных происходит исподволь, а не официальным пожалованием или разжалованием. Требуется много времени, чтоб перешедшего из третьего во второй класс отвыкли называть догерек-узденем и наоборот; переход из низшего в высший класс бывает еще посредством родственных связей, когда какое-либо семейство в продолжение нескольких колен постоянно вступало в супружество с особами высшего класса и тем самым постепенно приобретало себе название почетного узденя. Такие лица с течением времени и при образе жизни узденю приличной, незаметно входят в разряд второстепенных узденей или даже сала точно так, как уздени первенствующих степеней, лишаясь имущества, терпя долго бедность и вступая в супружество с низшими классами, теряют свое значение и исчезают в массе народа. Но примеров таких очень мало, ибо уже сказано выше, что каждый уздень для утверждения своего преимущества должен приобресть приличное званию его соответствующее поземельное имущество, без чего он будет только называться уллу-уздень или сала, но не будет иметь веса. Уздени же, потерею своего богатства приближающиеся к подаянию, поддерживаются своими родственниками.
Чагары, полагаемые в четвертом разряде, происходят от крепостных людей князей и суть те же куллы, но на различных условиях зависимости и от княжеской, домашней службы избавленные и причисленные к известной полосе земли с канавою; число их постепенно увеличивалось по мере того, как князья отпускали в их общество своих холопов, почитавшихся излишними в домашнем штате, ибо князья, не любя заниматься полевыми работами, не находили нужным иметь при себе многочисленной дворни. Табуны, стада, отдача внаем гор и кутанов, пошлина и прочие положенные доходы достаточно обеспечивали их в потребностях домашней жизни, без помощи хлебопашества.
Хотя между чагарами живут и свободные, т. е. догорек-уздени и даже уздени 2-го разряда, но те и другие во время полевых работ повинны исполнять только основную мирщину (булка), кварталу присвоенную. Потом чагары должны оканчивать работу, в частности на них лежащую, т. е. молотить и перевозить весь хлеб.
На чагарах лежит обязанность доставлять в дом княжеский накошенное для него сено и привозить на зиму несколько возов дров. Во всех этих повинностях чагары знают известную установленную меру, более чего князья не вправе от них ничего требовать [47]. Проживающие из них в Андрееве, Аксае и Костеке пользуются различными друг от друга преимуществами: одного можно продавать со всем семейством, но только в тот округ, где он живет, другой может откупиться за самую безделицу, иные избавлены от участия в мирщине, а у других женщины считаются свободными. Составляя в народонаселении Кумыкского владения самый многолюдный класс,
дружные, храбрые и послушные своим старшинам чагары в прежние времена играли важную роль в делах народных, покровительствовали всем угнетенным от аристократии и даже самим аристократам в междоусобных их распрях и взаимных гонениях, давали у себя убежища. Опасно было убить чагара, ибо убийцу весь класс их преследовал. В Андрееве, Аксае, Костеке, Тарках, Брагунах и вообще, где есть чагары, убийца был небезопасен; везде за ним невидимо следили чагары. Сала-уздени, представители аристократии из собственных выгод и для увеличения своего имущества соединены были с чагарами, представителями народа, присяжным братством [30] и в свою очередь также неутомимо и повсюду преследовали своих врагов.
30
И сверх того, андреевские сала – Кандауровы и Паштовы, на всякий случай, обязывались давать бийлик со своей земли аксаевским князьям Махтиевым из рода Эльдаровых за обещанное от них в случае нужды покровительство. Так точно и гуены обязались бийликом с одного своего участка, находящегося на берегу Сулака, князьям андреевским, Арслангиреевым из рода Айдемировых.
В настоящее время два этих класса, т. е. сала и чагары, составляют надежный оплот при оборонах своих жилищ от неприятельских нападений, особенно в Андрееве лежит на них вся надежда как на людей между собою дружных и во время тревог послушных своим старейшинам.
Разумеется, и беспристрастное и равное для всех поощрение со стороны местного начальства в таком случае имеет у них первое место.
Терекеме [48], малочисленное и робкое племя, по правам почти то же, что чагары, если не ниже. Они происходят из Персии, и поселение их в настоящих местах относится ко временам шаха Надыра. Говорят, когда победоносный Надыр, испытав первую неудачу в войне с горцами, зимовал около Дербенда, на урочище Иран Хараб (что значит бедствие Ирана), были захватываемы из армии его пленные, и многие из них, томимые голодом, добровольно выбегали оттуда целыми толпами. Из всех их, отовсюду собранных, составились в Дагестане и в земле кумыков поселения, которые называют теперь Терекеме. Занятия их в кумыкском владении состоят исключительно в посеве сарачинского пшена по берегам Сулака. Доли из этого продукта они молотят и доставляют в дома княжеские; сверх того дают с каждого дома по нескольку саб подати тем же продуктом, привозят и отвозят женский пол, княжескую семью составляющий, на собственных арбах (которые тогда называют арбами бигяр), доставляют материалы для построек и поправок княжеских мельниц и молотилен, в их деревнях находящихся, посылают собственные арбы для потребностей княжеских в ногайские кочевья и проч. Князья могут дарить их узденям, но с тем, чтобы не переселять их на другие места, а только пользоваться оброком, следовавшим с них князю. Терекеме принадлежат только четырем княжеским родам, а именно: Казаналиповым, Айдемировым, Темировым и Алишевым; равномерно большая часть чагаров им же принадлежит, в особенности Казаналиповы богаты ими.
Куллы, или холопы, или же дворовые люди, происходят большею частью от невольников, купленных у лезгин или других наездников, которые в прежние времена захватывали их в Грузии и свозили в Андреев для продажи кумыкам и приезжающим из Турции и Крыма купцам. Андреев и Джар славились в свое время торговлею невольниками. Но с водворением русского владычества на Кавказе, с построением в Кумыкском владении в 1818 году крепостей и с занятием впоследствии времени нашими войсками Джаро-Белоканской области промысел этот совершенно упал. Ныне изредка являются какие-нибудь пленные, обманом или набегом кой-где захваченные, но и тех неохотно покупают. Холопы, в настоящее время у кумыков находящиеся, исправляют все домашние и полевые работы своих господ, по мере возможности. Владелец их одевает и кормит или, отдав в собственное распоряжение на каждое их семейство по паре быков с арбою, дозволяет им, по окончании господских работ, промышлять на себя, в таком случае господин их не одевает, а только кормит. Вообще рабы кумыков не обременены излишними работами, как можно бы было это предполагать; но вместе со своими господами, составляя одно семейство, работают для них, как для себя. За то владельцы обращаются с ними довольно ласково, извиняют их недостатки и редко прибегают к строгим наказаниям [49].
Отпустить холопа на волю, во мнении мусульман, есть благое и богоугодное дело; почему при болезнях или каких-нибудь потерях в семействе господ отпускают их на волю вследствие данного обета, а иногда увольняют их и за деньги; в том и другом случае холопы, поступив в сословие азатов (отпущенников), долго питают дружбу и привязанность к своим бывшим господам и, если возможно, селятся ближе к ним для того, чтобы в знак благодарности оказывать им свои услуги. Редко случается продажа куллов из одного дома в другой; если это делается, то по крайней необходимости, и продавец подвергается нареканию от своих собратий. Рожденные в доме от наследственных холопов предпочитаются вновь приобретаемым. Если господин пожелает продать дочь своего холопа, то старается на это получить согласие ее родителя, и покупатель, отдав деньги, берет ее в свой дом как невесту, для своего холопа высватанную, с которым тотчас ее соединяет. При этом соблюдаются обряды венчальные, и отданные за нее деньги называются кебинак (калым) [50], в сходность кебинака, между свободными существующего, а не выручкою за продажу невольницы. Кебинак, таким образом холопке назначаемый, простирается до 200 и более руб. серебром, по стоимости ее самой. Но как в семье бывает не без урода, то есть и такие между кумыками сластолюбцы, которые предоставляют себе первую расправу со своими рабынями, а потом уже выдают их за своих холопов, если не хотят или нельзя сбыть их в другие руки.
Происхождение ногайцев неизвестно [51], они свободны и все между собою равны; каждый ногаец имеет свою родовую тамгу (вроде наших гербов), и тот почетный между ними, кто богат.
Качалыки, ауховцы и салатавцы происходили все из нагорных обществ и принадлежали к чисто коренным кавказским племенам. У них было такое же равенство, как у ногайцев, но богатые и имевшие многочисленное родство предпочитались другим. Хотя качалыки и ауховцы принадлежали к одному Кистин-скому корню, а салатавцы к лезгинскому, но все они более или менее имели взаимные родственные связи, например, салатавский старшина Джамал причислял себя к фамилии Саясан, к которой многие дома качалыковские принадлежали.
Все эти исчисленные восемь сословий оказывают наружное почтение князьям, встретясь с ними, снимая шапки (кроме Хаджиев и тех, которые, подражая моде, носят чалмы), приветствуют с добрым утром или с добрым вечером (тан-якши-болсун и кечь-якши-болсун). Хаджи их же и все украшенные чалмами просто приветствуют, не снимая шапки, а только делая движение рукою, вроде нашего «под козырек», – не сделать этого приветствия, при первом свидании, значит оскорбить особу князя.
Никто не может самопроизвольно садиться в присутствии князя, хотя бы то был и сала, если князь не попросит сесть его. Если князь сделает кому-либо эту честь, то прошенный, когда он стар или близок к особе князя, или его аталык, садится без обиняков, показывая вид, что он на то имеет полное право, без повторения каждый раз одной и той же княжеской просьбы. А молодые князья, уздени или менее доступные к князю садятся как будто нехотя и с ужимками, что значит почитать князя. Вообще все приезжие гости, если они свободных состояний, все старики первых двух разрядов и некоторые из третьего, отличаемые особенною княжескою доверенностью и уважением, имеют неоспоримое притязание на право садиться. Князья должны их приглашать к тому, но если они сего не сделают, то можно тотчас догадаться, что они употребляют во зло свои обычаи. Такие князья обыкновенно подвергаются нареканию от тех, кто имеет право садиться, и даже от тех, кто сего права не имеет. Молодые князья, уздени и все свободные люди не садятся при князьях из приличия и по молодости, а чагары, терекеме и холопы из них отнюдь не оскорбляются.