Расскажи мне сказку на ночь, детка
Шрифт:
Осборн сжимает мою талию и смотрит снизу-вверх. Взгляд как никогда открытый. Я заглядываю внутрь души, раненной и забившейся в угол – и забываю обо всех своих проблемах, и даже о Трейси на минуту забываю. Пропадаю в Осборне, как птица в летнем небе.
Он поправляет мои волосы, вытягивая из-под горловины платья, и целует меня медленно и долго, освобождая нежностью от груза в сердце. Я тоже хочу освободить Чарли от страхов. Из меня плохая помощница, неопытная, но в темноте двоим все же не так страшно. Осборн
Он целуется так, словно выпивает мою душу, а взамен отдает свою. Его энергия вливается в меня волнами, вызывая дрожь, и я льну к нему, крепко обнимая за шею, утопая в тепле и аромате Чарли. Он пахнет мандарином и вереском, как моя любовь, а на вкус – сладко-мятный, как мечта.
Я не сразу слышу настойчивый стук в дверь, и только окрик Мэнди заставляет меня спуститься с небес на землю. Но отпускать Осборна тревожно, словно без его рук упаду.
– Чарли, – говорю тихо. – Все будет хорошо.
– В будущее не заглянешь, детка, – отвечает он с холодной усмешкой, которая моментально покрывает броней ту беззащитность, что я увидела.
– Ну почему же. Если выиграю грант и создам игру, то подсмотреть вполне получится.
– Не понять мне вас, оптимистов, – сокрушенно качает он головой, и мы идем на первый этаж.
– А он что здесь делает?! – накрывает нас злой голос дяди Эндрю, которому подпевает старина Лобстер. – Ри, я запретил тебе общаться с этим типом!
– Ты бы лучше за своей сукой смотрел, – бросает Чарли, и дядя возмущается:
– Это кобель!
– Да я не о собаке, – бросает Осборн, не сбавляя шаг, и ответ дяди настигает нас уже на крыльце.
– Что ты сказал?! Ты что себе позволяешь, парень? Только попробуй показаться здесь еще раз!..
Господи, надеюсь, Джоанна не слышала. Я бегло оглядываю тротуар и облегченно вздыхаю: ее машины нет на обычном месте. Мэнди выходит следом за нами, и мы втроем садимся в джип Чарли, чтобы не превращать пространство рядом с домом преподобного Мартина в парковку.
– Ты зачем оскорбил Джоанну? – клокочу от негодования, но Осборн лишь пожимает плечами:
– Привыкай. Неудовлетворенный, я злой.
Краснею, вжимаясь в сиденье, и мельком смотрю на Мэнди, которая устроилась позади. Та понимающе закатывает глаза, мол, ваши отношения меня не касаются, сама потом все расскажешь.
– К такому я привыкать не собираюсь, – тихо отвечаю.
Чарли достает из панели зажигалку, но бросает на место и хмурится, выруливая из нашего проезда. А потом, не отрывая взгляда от дороги, находит мою руку и, переплетя пальцы, кладет себе в центр груди, два раза очерчивая сердце по кругу. Это значит «прости».
Я прощаю мгновенно.
Он целует мое запястье, устраивает замок из наших пальцев у себя на бедре и ведет машину одной рукой. Мы как два магнита, которые только-только притянулись:
Есть что-то такое в Чарли, что парализует мою волю: обезоруживающая, спрятанная под панцирем искренность. Я хотела увидеть его настоящего – и вот он, передо мной. И он до того прекрасен, что я не могу оторвать глаз. Так и смотрю на него всю дорогу, изучая мимику. Мимолетную ухмылку, вызванную моим откровенным вниманием; сосредоточенный, слегка прищуренный взгляд на поворотах.
А еще Чарли кусает уголок нижней губы, когда делает выбор. Я вот верхнюю в рот втягиваю.
Странно знать такие нюансы о парне, с которым встречаюсь всего два часа. Наверное, фишка в том, что я начала изучать его давно, с той первой стычки, когда он вдруг ответил на языке жестов.
Мысли о Чарли и его матери вывели меня из прострации, и когда мы приходим в дом преподобного Мартина, где собралось уже немало народа, то я не погружаюсь в собственные переживания, а стараюсь поддержать постаревшего за день, осунувшегося наставника. Обнимаю его заботливо, и он благодарно принимает сочувствие, не сдерживая рыданий.
Мы готовились к худшему, но все равно оказались не готовы к удару реальности. А главное: почему? Что терзало Трейси, толкнув на самоубийство?
Ответов сегодня мы не получим, а может, не получим и никогда.
Я смотрю на ее портрет над камином и глотаю слезы, чтобы не добавлять надрыва этому черному дню. В стороне стоит миссис Бейкер, которая тоже приехала и теперь задумчиво разглядывает пейзаж за окном, вытирая припухшие глаза смятым платком. Ее тонкий прямой силуэт и пепельные волосы добавляют ранимости в атмосферу.
Чарли здесь неуютно, он явно боится чужой смерти, но все-таки надевает маску вежливости и выражает преподобному Мартину соболезнования. Тот даже сейчас находит силы расспросить Чарли, все ли ему нравится на острове, и дать пару советов.
Местные шепчутся, обсуждают, что делать дальше и чем помочь.
«…ее забрали на вскрытие. Бедный Мартин».
«…будет кремация, да, Док сюда едет из похоронного бюро».
«…не знаем пока, когда похороны, Док все скажет. Скорее всего, в следующую субботу».
Слушать эти разговоры невыносимо, и я испытываю настоящее облегчение, когда мы наконец едем домой.
– Зачем она так поступила? – ошарашенно спрашивает Мэнди, но ответить нечего, и вопрос повисает в воздухе очередной загадкой.
– А кто, кстати, позвонил? Откуда ты узнала? – интересуюсь у подруги, и она напряженно складывает руки на коленях.
– Килмор тебе позвонил, я ответила.
– Томми? А, ну да. Мистер Килмор узнал первым, наверное, он ведь лучший друг преподобного Мартина… Томми еще надолго здесь?