Расскажи мне сказку на ночь, детка
Шрифт:
ЧАСТЬ I. Глава 1
– Итон, включи мозги и перестань ныть! Вы с Мэнди несовместимы, как белое и круглое, забудь ее.
– Но, Ри! Она мне так нравится, я три дня собирался с духом, чтобы пригласить ее в кино на День Святого Валентина, а теперь оказывается, меня опередил этот придурок Тед.
– Шутишь? До Дня розовых единорогов еще дожить нужно! В любом случае, скажи Теду спасибо – сохранил тебе карманные деньги. И вообще, родители ведь уезжают на февраль, будешь сидеть дома после школы, как лабораторная крыса. Мэнди все равно не обломилось бы.
Итон
– Ненавижу быть подростком, – говорит он негодующе и уходит к себе, захватив рюкзак, увешанный значками пацифиста.
Бедолага. Кто ж виноват, что пубертат у него начался одновременно с разладом в отношениях родителей.
– Слово «ненавижу» запрещено в этом доме! – кричу ему вдогонку и начинаю убирать со стола. У меня самой на обед – жвачка, а Итону приготовила сэндвич с тунцом, как он любит. Брату тяжело дается вся эта семейная неразбериха, так пускай хоть омега-кислот дополучит, чтобы не отупеть под гнетом тестостерона.
Тринадцать лет – это жесть, особенно когда родители то разводятся, то нет. Определились бы, ей богу, и не мучали ребенка. Он и так страдает. Ему Мэнди отказала, а теперь еще и я напомнила, что целый месяц у нас будет жить дядя Эндрю, самый занудный в мире холостяк и домосед. Уж он-то проследит, чтобы Итон не бегал на тусовки и не водил друзей в дом.
Меня же дядя Эндрю боится и поэтому игнорирует, даже если я стою перед ним с накрененным стаканом кипятка в руке. Я серьезно, он как будто паук, а я – человек, который пытается подобрать его на газету: дядя застывает, притворяясь невидимкой, а при первой же возможности сбегает. Он социофоб и при этом помешан на женских сиськах. Короче, пубертат для него так и не закончился, и дядя Эндрю в моем обществе чувствует себя ущербным. А вот Итон ему – ровня.
Подхватываю мешковатую куртку брата и плетусь в прачечную. Забрасываю накопившуюся за неделю школьную форму в стиральную машину, вливаю побольше ванильного ароматизатора, а потом с минуту задумчиво слушаю, как шипит вода, заливая вещи. От бессмысленного созерцания меня отвлекают звуки извне, и я выглядываю в узкое вертикальное окно: у соседнего дома паркуется белая фура. Впереди нее уже стоит синий джип-пикап.
Да неужели? Кто-то наконец поселится в доме с призраками? Не то чтобы мне в жизни недоставало соседей для полного счастья, но мы живем в конце улицы, а замыкать цепь я не люблю. Не люблю и все! Я и так вечно крайняя по жизни.
– Ч-черт, – хлопаю соломенной крышкой корзины для белья, понимая, что придется купить шторы: проход между нашими домами – каких-то жалких пару метров, и без занавески теперь не обойтись. Не переношу жалюзи, потому что впечатление, будто сидишь в офисе, а не дома. А шторы хоть и притягивают пыль, но меньшее из зол, чтобы соблюсти приличия. Когда всю жизнь маешься на малонаселенном шотландском острове, то приличия и правила становятся второй кожей: здесь без этого не выжить. Замкнутое пространство, окруженное водой, не лучшее место для конфликтов и истерик. Даже мама с папой ссорятся только в доме, для внешнего мира сохраняя картинку идеальной жизни.
Три
Даже не верится, что в сентябре я уже буду в Абердине, в одиночестве, затерянная среди толпы на широких улицах суетливого города… М-м-м, я в предвкушении. Коллекционировать привычки людей – мой фетиш. А где лучший доступ к потоку незнакомцев, если не в большом городе? Так и вижу табличку, которую повешу на своей двери в университетском кампусе: «Антрополог Рианна О’Нил».
Барабан «стиралки» наконец начинает усердно крутиться, и вдруг из самых недр раздается громкий ритмичный стук, а потом до меня долетает крик Итона:
– Ри, ты не видела мой телефон?
Да чтоб тебя!
– Просила же: проверяй карманы, я забываю! – кричу в ответ, в панике обрубая питание у машины.
– Ри! Итон! Я дома! – раздается с первого этажа голос мамы.
Через минуту она меня находит.
– Обожаю, когда ты в хорошем настроении, милая, – поморщив нос, она брезгливо осматривает груду мокрой одежды в луже воды. – У нас новые соседи.
– Я видела.
– Сходишь через часик-другой к ним с пирогом, в морозилке последний остался.
– А клоунский парик мне не надеть?
– Можно и парик. Главное, пирогом им в лицо не запускай с порога.
– О’кей. А ты сама почему не хочешь?
– Потому что твой папа скоро вернется. Он меня уже вчера шлюхой называл. Спасибо, больше не надо.
– А что, соседская вежливость считается признаком падшей женщины?
– Естественно. Так что отдуваться за нашу семью будешь ты.
– Как всегда.
– Как всегда, – соглашается мама. – Не зря же тебе природой даны изворотливый ум и хищная хватка.
– О-о, спасибо, – растрогано прикладываю руку к сердцу и откапываю телефон Итона в бесформенной массе мокрой одежды. – Ты на кухню идешь? Засунь его в кус-кус или в рис, что найдешь.
– Без проблем, – спокойно отвечает она. «Бонусом» их с папой размолвки стало то, что мама вечно как выжатый лимон: уставшая и… никакая.
Перезапускаю «стиралку» и иду к себе, чтобы переодеть намокшие джинсы и топ. Но, прежде чем распотрошить гардеробную, не удержавшись, смотрю в окно: напротив непривычно сияет светом окно, такое же широкое, как и мое, и тоже без занавески. Раньше оно всегда было закрыто черными шторами.
Естественно, я начинаю пялиться.
Большая кровать, рядом столик. Грузчик заносит коробки, их немного. Строго одетый мужчина подходит к кровати, садится, устало потирает глаза – и смотрит прямо на меня, будто чувствует, что я за ним наблюдаю. Сердце трепыхается от неожиданности. Но я не теряю лицо и улыбаюсь соседу, а потом смущенно начинаю рыться в несуществующих папках на столе, подпирающем широкий подоконник. Мол, я не шпионка, а делом занята.
Когда снова бегло осматриваю чужую спальню, там уже никого нет.