Расскажи мне сказку на ночь, детка
Шрифт:
– Конечно, мистер Килмор, я постараюсь успеть. – Чувствую себя побитой собакой.
– Умница. Хорошего тебе дня, – говорит тот, и на душе сразу теплеет. Какой он все-таки замечательный, особенно когда на прощание улыбается, вскидывая светлые брови – вот как сейчас. Словно спрашивая: ты же обещаешь, что будешь в порядке?
Я молчаливо обещаю, но к концу следующего занятия у меня раскалывается голова. Глотаю таблетку ибупрофена и с трудом доживаю до большой перемены, во время которой Аманда тащит меня в кафетерий. Там, естественно, обсуждают Осборна: от него все в восторге.
Н-да,
Дурак.
Аманда поднимается, кладет ему ладонь на плечо и с придыханием предлагает сходить всем вместе. Джерри сразу сливается.
Слабак.
– Мэнди, – говорю подруге, оглядывая столовую. – А где Трейси? Ты ее видела?
– Нет, – отвечает та, энергично жуя сэндвич.
Обычно по понедельникам после занятий я с Трейси еду в церковь. Мы волонтеры, занимаемся с группой детей. Вернее, подопечных всего две: одна девочка глухонемая, вторая – с дефектом речи.
Преподобный Мартин, отец Трейси, не разрешает ей водить машину, хоть ей уже давно 18, так что обычно я подвожу подругу. Звоню, но она не отвечает. Вот и не знаю, ждать ее или нет.
Трейси так и не появляется, ни на занятиях, ни в церкви.
К семи вечера, вымотанная и все еще злая, я возвращаюсь домой, выруливая на парковку перед гаражными воротами. Беру с сиденья пакет с простыми серыми шторами и поднимаюсь на крыльцо, даже не поворачивая головы в сторону соседского особняка.
Аманда уже у нас, сидит на кухне с моей мамой и что-то увлеченно рассказывает.
– О! Приветик, в наличии суп из брокколи и лазанья. Голодная? – спрашивает мама, и я киваю: еще бы! От сладко-мясного аромата лазаньи слюнки текут.
Домашние давно поужинали, и я наспех ем в одиночестве, потом убираю тарелки в посудомойку.
– Слушай, а ты не говорила, что Чарли – твой сосед! – укоряет подруга, когда мы поднимаемся ко мне.
– Чарли – мой сосед, – сообщаю устало, и Мэнди хихикает. Когда она хихикает, то смешно морщит нос. Я всегда улыбаюсь в ответ на забавную мордашку. – Он секси, правда?
– Внешне симпатичный, но характер скверный. Типичный материалист с манией величия, а еще параноик.
– Откуда такие выводы?
– Он обвинил вчера, будто я собиралась соблазнить его папашу.
Подруга в шоке.
– Ну и черт с ним. У меня дело поважнее. – Она взбивает руками копну коротких светлых волос, падает на кровать с вязаной сумкой наперевес и с видом заговорщицы достает из широкого бокового кармана диск. Тянется к пульту, который лежит на прикроватном столике, врубает телевизор, широкий плоский экран которого висит на стене над кроватью, и вставляет диск в DVD-проигрыватель.
– Извини, Мэнди, но на киносеанс у меня нет сил.
– М-м, погоди. Этот фильм тебя точно развлечет.
Аманда щелкает «Play», и на экране высвечивается…
– Ты с ума сошла! – я хватаю пульт и делаю тише, пока подруга гогочет.
– Прости, стоило Осборну заговорить об этом на уроке, я ни о чем другом больше думать не могла весь день, – со смехом извиняется Аманда; она сбрасывает кардиган и устраивается на кровати поудобнее.
Я закрываю дверь за защелку, чтобы мама не вошла, и плюхаюсь на матрас рядом с Мэнди. Весной, когда погода теплее, мы обычно проводим время у нас в саду, в летнем домике. Там хранятся старые виниловые пластинки, пледы, свечи, кружки… в общем, все, что нужно для уютных посиделок. Сакральное место, я не пускаю туда чужих людей, даже родителей. Но пока еще зима, и мы с Мэнди предпочитаем сплетничать в моей комнате.
Смотрю на экран и понимаю, что возбуждаюсь... как бы получше выразиться… возбуждаюсь чисто механически. «Сущность» проснулась и ноет, а разум отстраненно продолжает прорабатывать идеи для гранта, пока душа жалеет актрису, которая имитирует непонятно что. Скоро мне надоедает наблюдать за затянувшейся прелюдией: идеи для гранта победили.
– Не знаю, мне не хватает страсти, – вздыхаю.
– А по-моему, очень горячо.
– Да ладно, они просто отрабатывают смену. Этой несчастной секретарше даже притворяться лень, и я ее понимаю. Для звания альфа-самцов ее начальству не хватает интеллекта.
– Зато посмотри на того блондина, который сзади. Какие красивые у него руки…
Я со смешком толкаю Мэнди в плечо и, стянув резинку с волос, пальцами массирую свою многострадальную голову.
– Так, все, меня уносит, хоть ты Ханту звони! – рыдает без слез Аманда. – Ри, быстрее! Сделай мне укол эволюции в мозг! Иначе я пущусь во все тяжкие!
Мэнди обожает подтрунивать надо мной – и при этом всегда поддерживает. Знает, что когда я рассуждаю при ней вслух, то у меня шестеренки в голове быстрее крутятся. Есть в Аманде нечто такое, что вдохновляет меня и наталкивает на правильные мысли. Не зря ведь дружим с трех лет. Она моя Муза.
Я шарю рукой под кроватью, вытаскиваю пакет чипсов и начинаю шуршать, вместо укола предлагая калории. Облизываю соленую чипсину и отправляю в рот.
– Твой первый недомужчина даже презервативы тебя заставлял покупать, а потом выбрасывать, – напоминаю. Мэнди вздрагивает и хлопается лицом в подушку. Вот-вот, молодец, вспомнила, как страдала с непробиваемой, брутальной ленью своего бывшего. Аманда потеряла девственность год назад, с неумелым кретином. С тех пор у нее было еще два парня, один другого хуже, и сейчас она взяла отпуск от отношений.
– Тьфу, весь запал пропал, – доносится ее глухое стенание.
– Не благодари.
Мэнди отлипает от подушки и с минуту смотрит на экран, но уже не видит картинки: задумалась о чем-то.
– Слушай, а ты неслабо завелась сегодня на занятии, – ни с того ни с сего выдает она. – Я думала, ты Осборна сожрешь глазами. Дышала, как дракониха.
– Это называется ненависть, а не страсть.
– Да неужели?
– Он сноб и псих.
– А по-моему, он классный. С чувством юмора точно все в порядке. А губы… М-м-м…