Расскажу вам сказку(Сказки и легенды народов Западной Европы)
Шрифт:
Вот стали гости за свадебные столы садиться, тут и увидела вдруг принцесса трех знакомых старушек: сидят они отдельно от всех в уголке свадебного покоя.
Поднялся король из-за стола, подошел к гостьям и спрашивает:
— Кто вы такие? И как вас зовут? Не приводилось мне раньше таких, как вы, видеть.
Встала одна из старушек, поклонилась королю.
— Звать меня тетушка Большеножка, а ноги у меня такие большие оттого, что уж больно много пряла я на своем веку. Нужда меня без отдыху трудиться заставила. Жизнь тяжкая меня изуродовала.
— Вот
Повернулся он к другой старушке и спрашивает:
— А тебя как зовут?
Встала другая старушка, поклонилась королю.
— Звать меня тетушка Толстогузка, а зад у меня такой большой оттого, что уж больно много ткала я на своем веку. Нужда меня без отдыху трудиться заставила. Жизнь тяжкая меня изуродовала.
— Вот как? — сказал король. — Стало быть, моя сноха будет ткать в меру. Ей-то из-за куска хлеба не надо спину гнуть.
Повернулся он к третьей старушке и спрашивает:
— А тебя как зовут?
Встала третья старушка, поклонилась королю.
— Звать меня тетушка Долгоручка, а руки у меня длинные, особенно большой палец, оттого, что уж больно много шила я на своем веку. Нужда меня без отдыху трудиться заставила. Жизнь тяжкая меня изуродовала.
— Вот как? — сказал король. — Стало быть, моя сноха будет шить в меру. Ей-то из-за куска хлеба не надо спину гнуть.
Кончилась свадьба, и отправились тетушки восвояси. Никто не видал, куда они подевались.
В счастье и довольстве жили принц с молодой женой, в доме у них было мирно и спокойно. Со временем стала молодая королева такой же рукодельницей, как ее свекровь. Поговаривают, будто старушки те и после к ней наведывались. Обучали они ее всякому рукоделию, и стала молодая королева доброй хозяйкой. Трудилась она хоть и прилежно, но в меру. Труд ей всегда был в радость. Вот и осталась она до старости статной да пригожей.
Как звонарь жадного пастора проучил
Перевод и обработка Ф. Золотаревской
Жил в одном приходе пастор. Жадный он был до того, что все только диву давались. Никогда, бывало, ни одного нищего не накормит, ни одному бездомному страннику приюта на ночь в своем доме не даст.
Но уж зато в проповедях он куда как красно говорил, и кулаком по кафедре стучал, и на всю церковь гремел, что, дескать, жадные люди богу неугодны и что надо с бедняками последним куском делиться.
А на деле-то все у него наоборот выходило. И от жадности своей он вот какую штуку придумал. В Рождество, когда много нищих странников приюта просило, переодевался он в лохмотья и садился у себя дома на кухне. Постучится кто-нибудь к пастору в дом, попросит ночлега, а пасторша ему на переодетого мужа показывает и говорит:
— Рада бы я тебя приютить, да у нас уж вон один нищий сидит. Ты лучше к звонарю ступай, его дом неподалеку от нашего стоит.
Так и спроваживала она всех нищих к звонарю. А звонарь, понятное дело, не больно-то
И решил он прижимистого пастора проучить.
Вот раз в ночь под Рождество переоделся звонарь нищим, пришел в пасторскую усадьбу и попросил приюта на ночь. Пасторша старую песню затянула:
— Рада бы я тебя, добрый человек, приютить, да видишь — вон у очага другой нищий сидит. Ты ступай-ка лучше к звонарю, его дом неподалеку от нашего стоит.
А звонарь ей отвечает:
— Я там был. Только в доме у звонаря уж и без меня нищих полно, так что и ступить негде. Не выгонит же меня пасторша на ночь глядя, чтобы я замерз где-нибудь под забором?
— Упаси бог! — испугалась пасторша.
— То-то и оно! — говорит звонарь. — Уж коли у вас в доме для одного нищего место нашлось, то и для меня сыщется. Не на пасторской же постели он ночевать будет! Верно, брат?
Подошел он к пастору, да так его по плечу хлопнул, что тот едва-едва носом в очаг не свалился.
Накормила пасторша нищих ужином и отвела в старую пивоварню ночевать. Велела она пастору на деревянный диван лечь, а звонарю — на крышку от дивана [12] . Только звонарь, не будь дурак, взял да и растянулся на диване. Пришлось пастору на твердую крышку лечь.
Спустя какое-то время вышел звонарь потихоньку из пивоварни, а потом вернулся и будит пастора:
— Слышь, друг! Здорово я сейчас этому сквалыге-пастору насолил! Я на чердаке стаббюра дырку просверлил, и все зерно, что пастор у крестьян для церковной десятины забрал, на дрова просыпалось.
12
В старой Швеции в крестьянских домах были деревянные диваны со съемными крышками.
— Ой, ой, ой! — завопил пастор.
— Что с тобой? — удивляется звонарь.
— Живот схватило! — закричал пастор.
И опрометью из пивоварни на двор кинулся. Прибежал он в стаббюр и давай дырку на чердаке заделывать да зерно меж поленьев собирать. Полночи трудился, совсем из сил выбился, а все равно всего зерна не собрал.
А звонарь меж тем надел одежу пастора и пошел в пасторскую опочивальню. А пасторша думала, что это муж ее воротился.
— Ну, что этот чертов нищий? Угомонился? — спрашивает пасторша.
— Спит, проклятый! — отвечает звонарь. — А у меня от этой деревянной крышки все кости ломит. Вот я и решил на своей постели понежиться.
Растянулся он на мягкой пасторской постели и заснул сладким сном. А в полночь пробудился и пошел обратно в пивоварню. Улегся он на диван и видит — входит со двора пастор еле живой от усталости, пот с него градом льет. Только пастор на крышку дивана лег, звонарь опять потихоньку за дверь вышел. Потом воротился и будит пастора:
— Слышь, братец, проснись! Я этому сквалыге-пастору еще пуще насолил. Открыл ворота на скотном дворе да всю его скотину выгнал.