Рассказы и повести

Безуглов Анатолий Алексеевич

– Понятно,– кивнул Сергованцев.

Глаголев вопросительно смотрел то на меня, то на Сергованцева.

– Правонарушение есть,– сказал я ему.– Но не такое, чтобы этим занимался суд.– И вернул следователю папку.– Что у вас еще?

– Захар Петрович, я снова предлагаю прекратить дело о продавце с рынка.

– Это тот, что умер? Забыл его фамилию…– спросил я.

– Шафиров,– напомнил следователь.– Надо прекратить за смертью подследственного.

– Ничего нового?

– Абсолютно.

Недели две назад Глаголев уже приходил ко

мне с постановлением о прекращении этого дела. Но я его не утвердил.

– Хитры же вы, Евгений Родионович,– пожурил следователя.– Думаете, прекратил одно, так под настроение прекращу и другое?

– Совсем я так не думал,– кисло улыбнулся следователь.– Не вижу перспективы. Только время терять да еще своими руками намеренно портить показатели.– Он посмотрел на Сергованцева, ожидая поддержки. Алексей Михайлович не отреагировал.– Человек умер. Если даже в чем-то виноват, мы не можем подать в суд на покойника…– Под конец Глаголев прямо взмолился: – Захар Петрович, ведь у меня в производстве еще шесть дел…

Сергованцев взглянул вопросительно.

– Вот какая история, Алексей Михайлович,– сказал я.– На рынке у нас несколько магазинчиков. Ну, знаете, как везде. В каждом – один продавец, он же завмаг… Поступило анонимное письмо на одного из них – Шафирова. У него разное в продаже: обувь, галантерея, одежда. Стали проводить ревизию, нашли излишки товаров, которые по документам не проходили. Шафиров в первый же день вернулся домой и умер от инфаркта…

– Человеку пятьдесят восемь,– добавил Глаголев.– Сердце болело давно. Ну, разнервничался…

– Было отчего,– сказал я.– Излишки – дефицитный товар, какой не поступал даже на базу. Например, женские сапоги, кожаные куртки. Продавалось это, конечно, из-под полы. Так, Евгений Родионович?

– Так,– согласился он.

– Продавца этого сам помню,– продолжал я.– Слава богу, сколько раз заходил в тот магазинчик… Вежливый скромняга, одет бедновато. А что обнаружили у него в подполе дома?

– Так наследство же,– сказал следователь.– У Шафирова на самом деле в прошлом году умер дядя. Когда-то, еще до революции, владел винокуренным заводиком…

– Какое наследство? – заинтересовался Сергованцев.

– Золотые кольца, серьги, монеты царской чеканки. Ну и деньги. Наши, конечно.

– На сколько?

– Около двадцати тысяч,– ответил я и снова обратился к следователю: – Понимаете, Евгений Родионович, можно допустить, что это наследство… Но откуда у него появился левый дефицитный товар? Значит, за Шафировым стоял еще кто-то. Он действовал не один. И мы обязаны найти, кто именно…

– Хорошо, Захар Петрович, я буду продолжать следствие по этому делу.

– Похвальное намерение,– вдруг сказал Сергованцев.– По-моему, правильная постановка вопроса. А то у нас иногда показатели, вернее, стремление иметь их в благополучном виде затмевает главное.– Я понял, что зональный прокурор солидарен со мной.– А вы,– обратился он к следователю,– активнее используйте возможности ОБХСС.

– Я это обязательно учту,– сказал Глаголев.– И еще одно, Захар Петрович. Об автомобильной катастрофе на улице Володарского…

– Ну-ну.

– Тут не тормоза. Машина новая, все в полном порядке.

– Так в чем же дело?

– Шофера уже нельзя было допускать к вожде нию. Как он прошел последнюю медкомиссию, пока не понятно…

– А людей не вернешь,– вздохнул я.

– Много жертв? – спросил Сергованцев.

– Страшная авария,– ответил я.– Перед грузовиком в центре города выскочил на перекрестке «Москвич». И водитель, вместо того чтобы затормозить, повернул на тротуар. Восемь человек. Четверо скончались тут же. В том числе – ребенок…

Об этой катастрофе вспоминали с ужасом. И будут вспоминать еще долго.

– Водителю уже за шестьдесят,– продолжал Глаголев.– Какая у старика реакция? Я беседовал с директором автобазы. Он говорит, людей не хватает…

Сергованцев сокрушенно покачал головой.

– Когда вы думаете закончить это дело?-спросил я Глаголева.

– Через неделю, наверное.

– Хорошо. Не позднее…

Когда следователь ушел, Алексей Михайлович негодующе сказал:

– Вот так и получается. В медкомиссии недосмотрели, на автобазе не хватает работников… Каждый найдет отговорку…

С зональным прокурором мы провели вместе весь день. Знакомились с делами второго следователя, были в милиции. Ходили обедать, сидели над справкой. Так и подмывало спросить, что слышно насчет меня. Но не решился.

Уехал он на следующий день. Я гадал: его посещение было рядовым, очередным наездом или связано со служебной проверкой моей персоны? Теперь все казалось подозрительным. Я с болезненной обостренностью анализировал поведение сотрудников прокуратуры, городского начальства, знакомых и друзей. Стал настолько мнительным, что в душе требовал от людей особенного отношения к себе. В безобидном юморе мне слышалась злорадная насмешка. Стоило перехватить на себе чей-то внимательный взгляд, как я уже подозревал в человеке тайного недоброжелателя. Я стал ловить себя на мысли, что, встречаясь с кем-нибудь, оцениваю: будет он радоваться, когда меня снимут, или посочувствует.

Правда, работал я с каким-то остервенением, стараясь забыться, не думать о том, что ожидает впереди. Выступал на процессах, ездил по району, окунался с головой в общественную работу и депутатские дела. В конце дня бывал выжат как лимон и, приезжая домой, наскоро проглотив ужин, валился с ног. С Дашей мы виделись очень мало. Наши отношения оставались такими, какими она их сделала с первого дня размолвки. Исправно готовила, стирала и гладила мои рубашки, заботилась о моем гардеробе. Но дальше этого ее внимание не распространялось. Мы были словно посторонние, по каким-то причинам обязанные соседствовать в одной квартире. Несколько моих попыток объясниться, снова сблизиться, получили решительный и холодный отпор. Я перестал их предпринимать…