Рассказы и повести
Шрифт:
– А кем работает Суржиков?
– Техником… В общем, в милиции решили дела не заводить, передали в товарищеский суд. И еще Фадеев вспомнил, что Тараданкин старался утопить парня. Очень старался. Теперь эта история показалась инспектору подозрительной. Тем более что Суржикову дали отличную характеристику, в комсомольском прожекторе состоял. Только из армии вернулся. Имеет значок отличника боевой и политической подготовки.
Следователь замолчал.
– Ну и что вы решили?-спросил я.
– Фадеев поехал разыскивать этого Суржикова. А я – вот сюда. С Тараданкиной.
Я одобрил тактику следователя и инспектора ОБХСС. И к нам, и в милицию уже поступали сигналы, что с завода уходил налево спирт. В нашем городе он стал чем-то вроде конвертируемой валюты. Спиртом расплачиваются за ремонт квартиры, за другие услуги. И еще одна беда: как заберет милиция пьяных подростков, они говорят, что пили спирт…
Я попросил следователя зайти вместе с Фадеевым, как только он объявится. Инспектор приехал через полчаса. Орлов и Фадеев зашли ко мне с невысоким пареньком в выгоревшей солдатской гимнастерке.
Он был взволнован. И опять стал оправдываться, что те бутылки спирта, с которыми его задержали на проходной, он не воровал.
– Как же вы не почувствовали тяжести этих бутылок в сумке?– спросил следователь.
– Так у меня там были книги, продукты…
– Что вы сами думаете по этому поводу?– спросил я.
– Подсунули, товарищ прокурор. И уверен – это дело Тараданкина! Отомстил мне…
– За что?– поинтересовался я.
– Да за то, что я рассказал на собрании о его делишках. Если Тараданкин стоит на проходной, выноси спирт, сколько душе угодно!
– Как это?– удивился следователь.
– Опусти рубль в щелочку и иди себе спокойно… Он все здорово оборудовал…
Я, Орлов и Фадеев переглянулись. А Суржиков объяснил:
– Значит, у вахтера будочка при выходе. Сверху до половины – стекло. Со стороны заводского двора в деревянной стенке Тараданкин проделал отверстие, щель такую. Сидит, смотрит через стекло, кто идет на выход. Если бросили рубль в ту щель, обыскивать не будет. Под этим отверстием у него мешочек приспособлен… Раньше ребята издевались: кто болт бросит, кто бумажку с ругательными словами. Так Тараданкин заменил мешочек целлофановым пакетом. Чтобы видно было, деньги ли бросают. Или что другое…
– Невероятно! – вырвалось у Орлова.
– Ну и прохвост,– подхватил старший лейтенант.
– Почему же вы не выведете его на чистую воду? – спросил я.
– Как же, выведешь,– хмуро произнес Суржиков.– Я вот высунулся на собрании… А что из этого получилось? Тараданкин и его дружки, которые ведрами тащат спирт, устроили мне такое…– Он стал загибать пальцы.– Из прожектористов меня выгнали. Тринадцатой зарплаты лишили. Да еще опозорили на весь город… А Пашке Звягинцеву, что тоже выступил против Тараданкина, в переулке темную устроили… Отделали так, что месяц бюллетенил.
– Так вы бы пошли к директору,-сказал Орлов.
– Наш директор у Тараданкина на именинах и по праздникам коньячком балуется…
…В тот же вечер работниками ОБХСС была проведена операция по разоблачению Тараданкина. К ней привлекли несколько добровольцев-помощников из числа работников завода. Им раздали обработанные особым составом деньги – железные и бумажные рубли. Под светом специальной лампы этот состав начинал светиться.
Около одиннадцати часов вечера я с Орловым поехал на завод. К тому времени туда был вызван начальник охраны, приглашены понятые.
Тараданкин уже успел наверняка собрать свою «дань». Его попросили пройти в помещение, примыкающее к проходной. В теплой дежурке уютно кипел на электроплитке чайник, тихо звучало радио. Вахтер, видимо, собирался вскоре поужинать.
Понятым объяснили, зачем их просят присутствовать при обыске вахтера. Затем Тараданкину предложили выложить на стол содержимое карманов. Он выложил на стол несколько скомканных бумажных, а также металлических рублей.
Включили специальную лампу. И тут же в напряженной тишине раздался смешок: не выдержали понятые. Руки у вахтера светились. Брюки и тужурка тоже. Он от волнения вытер рукой лоб. И лоб засветился. Скоро Тараданкин весь фосфоресцировал.
– Как ангел небесный,– произнес один из понятых.
Вначале Тараданкин пытался отрицать вымогательство рублей у несунов, а потом вынужден был признать, что после каждой вечерней смены он приносил домой пятьдесят, а то и больше рублей. Так продолжалось не один год. Вот почему он не спешил на пенсию, хотя давно мог бы уйти… Признал и факт провокации с Суржиковым…
Оказывается, у Тараданкина было два-три «своих человека», которых он не проверял, но зато они готовы были выполнить его любое «задание» – устроить провокацию, а то и просто избить того, кто попытается Тараданкину сказать нелицеприятное или взглянуть на него не так…
Я слушал и удивлялся: как же все это могло длиться годами? Почему? Почему люди терпели, молчали, соглашались? Почему не сообщали, в частности, в прокуратуру? Неужели больше верили в силу тараданкиных и меньше в силу закона? Надо завтра же поговорить с коллективом, с администрацией и представителями общественных организаций. Непременно… И доложить об этом в горком партии…
На допросе Тараданкин признался и в том, что преподнес председателю ЖСК «Салют» Щербакову магнитофон «Весна». Корнеев за посредничество получил двести пятьдесят рублей. Он же и намекнул вахтеру, что Дроздов желал бы заиметь иностранный магнитофон.
Корнеев показал Тараданкину фирменную кассету от «Грундика» и «пошутил»: есть, мол, уздечка, только лошади к ней не хватает. Тараданкин специально поехал в Москву. Ему пришлось несколько дней потолкаться по комиссионкам, прежде чем он отыскал то, что так возжелал заполучить Дроздов. Тараданкина арестовали…
Вот так, по следам одного письма честного, принципиального человека, который не представляет себе жизни без поиска справедливости, удалось вытащить на свет божий и довести до суда целый «букет» преступников. Опасных преступников.