Рассказы и сказки
Шрифт:
— А где начальник?
— Только что был. Мотается взад-вперёд. А вот и он сам!
За стеной цеха что-то затарахтело, и прямо к двери подъехал на мотороллере человек в клетчатом свитере.
«Сразу видно — начальник! — подумал я. — Все по заводу пешком ходят, а этот — на мотороллере!»
И я рассказал ему, зачем прибыл на остров.
— Всё ясно, — сказал начальник. — Идите на сейнер, я прикажу дать водолазный костюм. Вы под воду спускались?
— Несколько раз. Но, видите ли…
— Ах, вот оно что! — сказал начальник. — Тогда снимайте в чане.
Он отвернулся от меня, пнул ногой свой мотороллер. Трах-трах! — мотор завёлся, и начальник умчался.
Тогда рабочие повели меня на берег моря к цементным чанам. В этих чанах солили рыбу. Несколько чанов стояли пустые и заброшенные.
— Этот подойдёт?
Я наклонился над чаном. В нём давно ничего не солили. На дне его лежали битые кирпичи, смятый голубой таз и чёрная эмалированная дощечка с надписью: «Вход воспрещён!»
«Видно, где-то разрешили вход!» — подумал я, а вслух сказал:
— Подойдёт!
Рабочие притащили из цеха пожарный шланг и напустили в чан солёной морской воды.
В это время сейнера выгружали улов. Рабочие сбегали на причал и вернулись оттуда с тремя вёдрами.
— В этом ведре осьминог, — сказали они. — В этом — каракатицы. Здесь — кальмары.
Ногастый осьминог не помещался в своём ведре. Он был похож на кусок студня и всё время вытекал из ведра.
Кальмары метались и брызгались. Только каракатицы сидели спокойно.
Головоногих бросили в чан, и они там разбежались.
Осьминог тотчас же спрятался за таз. Он сидел красный, злой, тяжело дыша. Из-под щупалец у него торчала какая-то трубка. Она то и дело раздувалась и сжималась. На поверхности воды вздувался и опадал маленький бурун.
Коричневые кальмары носились от одной стенки к другой. Они то плавали, как рыбы, шевеля хвостами, то мчались задом наперёд, выталкивая из себя, как ракеты, струи воды.
Зелёные каракатицы копошились на дне.
— Смотрите, сейчас перекрашиваться будут, — сказал кто-то.
И верно: две каракатицы забрались на осколки кирпичей и сразу стали кирпичного цвета. Щупальца поджали — не отличишь от камней. Третья каракатица залезла на дощечку «Вход воспрещён!», стала чёрной и покрылась пятнами, похожими на буковки.
Смеркалось.
— Ну, теперь всё в порядке! — сказал я. — Большое спасибо вам, выручили. Завтра же я их чик-чик — и сниму. Только надо кого-то попросить, чтобы ночью присмотрел за чаном.
— А тут на причале всегда матрос. Он и присмотрит.
— Давайте матроса.
— Тётя Паша!
«При чём тут тётя Паша?»
К чану подошла женщина с красной
— Тётя Паша, — сказали ей, — тут у приезжего товарища в чан животные посажены. Ты присмотри за ними.
— Есть присмотреть! — ответила матрос тётя Паша. — Куда они денутся? Чай, не летают. И безногие.
— Не летают! — сказал я. — И безногие. Но вы всё-таки присмотрите.
И пошёл спать.
Рано утром я прибежал к чану.
— Привет! — сказал я тёте Паше. — Как прошла ночь?
— Да так и прошла. Никто к чану не подходил, — ответила тётя Паша. Привет!
«Вот и хорошо! — подумал я. — Сейчас всё сниму!»
Наклонился над чаном, стал считать своё хозяйство. Осьминог на месте, каракатицы на месте, кальмары… Кальмаров нет.
— Постойте, а где же они?
— Там.
— Нету!
Осмотрели мы с тётей Пашей весь чан. Нет кальмаров.
— Н-да! — сказал я. — Таинственное исчезновение. Куда они могли деться? Не по воздуху же улетели!..
В это время мимо проезжал начальник лова. Я хотел было спросить, куда могли деться кальмары, но мотороллер обдал меня синей струёй дыма, и начальник — трах-тах-тах! — промчался мимо.
— Всё ему некогда, — сказала тётя Паша. — И носится, и носится… Я уже целый месяц не могу с ним поговорить. Стара стала, мне бы с причала перевестись в какое-нибудь тёплое место: на склад или ещё куда… А вы что, уже снимаете?
— Ага, снимаю. Каракатиц.
— Да их и не видать. Глядите-ка, мусору сколько на дне.
— Ничего, — ответил я. — А впрочем, можно и почистить.
Я сбегал в цех, достал резиновые сапоги, натянул их и залез в чан. Стою по колено в воде, достаю кирпичи. Сначала я их по одному выбрасывал, потом стал в таз собирать. Наберу полный — передам тёте Паше, та его к морю — и высыплет. Убрали мы с ней кирпичи, выбросили «Вход воспрещён!», выбросили таз. Стало дно чистое.
— А где же каракатицы? — вдруг спрашивает тётя Паша.
Посмотрел я — в чане один осьминог.
Видно, с кирпичами мы и каракатиц выбросили. И когда это они успели в таз залезть? Хорошо, что я их уже снял.
Теперь — осьминога.
Взвел я у аппарата затвор, подошёл к самому краю чана. Осьминог внизу закопошился — и в сторону.
Я к нему — он от меня. Как серое облако, приподнимается и катится прочь. Разве так снимешь?
Надел я снова сапоги и влез в чан. Прижал осьминога к стенке. Навёл на него аппарат. И тут осьминог как вздрогнет! Из трубки его в воду как ударит тёмная струя! Расползлась вокруг осьминога чёрная дымовая завеса. Стал чан похож на громадную чернильницу.