Рассказы и воспоминания
Шрифт:
И никогда мы не задумывались над тем, за что мы бьем евреев? Они нам ничего дурного не делали, мы сами их обижали первые.
И вот раз случилось одно происшествие, о котором я и хочу рассказать.
II.
Привели к нам одного еврейчика и сказали, что это наш новый товарищ. Он был маленький, худенький и рыжий! Лицо у него было красное, в веснушках, брови тоже красные, a волосы -- как пожар! И фамилия его была смешная: Рудиш!
– - Кудиш, Рудиш -- бит будешь!
Рудиш испуганно косился на нас красными глазками и смирно сидел на своем месте.
– - Рыжий-красный -- человек опасный!
– - говорили ему и дергали сзади за волосы.
Рудиш отбивался от нас, бранился -- но ничего не помогало: нас было много, а он один!
Даже во время уроков ему не давали покоя. Когда писали какую-нибудь письменную работу, то Рудиш с дальней скамейки получал записочку. Он с любопытством раскрывал ее и читал:
"Рыжий красного спросил:
Чем ты бороду красил?"
Рудиш подписывал внизу "осел" и отсылал записочку обратно. Но она скоро возвращалась к нему опять. Слово "осел" было перечеркнуто и написано дальше:
"Я не краской, не замазкой:,
Я на солнышке лежал,
Кверху бороду держал!"
Внизу было нарисовано, как пожарные заливают огненные языки на голове Рудиша.
Тогда Рудиш комкал записочку и швырял ее на задние скамьи. На беду это замечает учитель и, не глядя на Рудиша, говорит:
– - Рудиш! В углу будешь!
III.
Прошло некоторое время, но Рудишu все не было покоя. Его постоянно дразнили, обзывали "жидом", делали из полы мундира свиное ухо и показывали ему. И он должен был терпеть все! Он был один!
Однажды, во время перемены, Рудиш стоял у дверей класса. Ах, какой он был смешной! Голова красная, сам такой худенький, жалкий, штанишки коротенькие, мундир длинный!
Я подошел к нему и мигом повалил на пол. Придавив его коленкой к полу, я требовал, чтобы он перекрестился.
– - Крестись, a то задушу!
– - говорил я ему.
– - Убирайся! Слышишь? Пошел!
– - кричал он на меня и стал выбиваться.
Но я его придержал. Я был гораздо сильнее его.
– - Оставь! Не лезь ко мне!
Рудиш разозлился, стал кричат и вырываться. Сколько я ни силился его удержать, но не мог. Он вырвался и в ярости схватил меня за волосы и стал бить ногами и руками.
Вдруг -- инспектор!..
Наш инспектор был человек страшной толщины и имел такой сильный голос, что мы все трепетали, когда он кричал. Мы очень боялись его.
Он внезапно очутился возле нашего класса и смотрел чрез свои страшные, темные очки, как Рудиш бил меня и дергал за волосы.
Страшный гром загремел...
– - Это что такое? Рудиш?
Рудиш бросил меня и растрепанный остановился перед Иваном Васильевичем (так звали инспектора). Мы все стихли...
– - В карцер! Позвать сторожа Тита!
– - закричал Иван Васильевич.
– - Иван Васильевич! Голубчик!
– - завизжал Рудиш и, рыдая, бросился к инспектору.
– - Никаких извинений! Пошел в карцер!
– - Иван Васильевич! Душечка! Простите меня! Вед как они ко мне лезут! Иван Васильевич, простите, я не буду! умолял Рудиш, но слезы душили его, он не мог говорить...
– - В карцер! В карцер!
– - настойчиво повторял Иван Васильевич.
Рудиш никогда до сих пор не сидел. в карцере и никогда, вероятно, не ожидал туда попасть. Ои пришел в отчаяние.
– - Иван Васильевич! Миленький! Простите меня!
– - жалобно умолял он инспектора и крепко обнял его за толстую ногу.
– - Нет! Нет! Никакой пощады! В карцер! Тит, возьми его!
Рудиш стал визжат от страха. Тит оторвал его от ноги инспектора и потащил в карцер. Но Рудиш упирался и все молил Ивана Васильевича простить его. Тит взял его на руки и унес. Его не стало слышно.
– - Усаживаться!
– - крикнул на нас Иван Васильевич и грузными шагами пошел в канцелярию.
Я до сих пор слышу этот умоляющий крик несчастного Рудиша! Ну, как можно было не простить его тогда?!
IV.
Впрочем, может быть, так было лучше...
После этого крика мне стало жаль Рудиша. Я вдруг увидел, что несчастного мальчика обижали все... Никто за него никогда не заступится, и теперь из-за меня его наказали! Да как наказали! ,
Совесть заговорила у меня. Мне захотелось попросить извинения у Рудиша или сделать ему что-нибудь доброе.
Во время большой перемены я побежал в раздевальную залу, где был карцер. В углу залы была построена темная деревянная будочка. Только в дверях было сделано небольшое отверстие вместо окна. Это и был карцер. Когда я пришел в раздевальню, то там было уже много учеников из разных классов. Все они толпились около карцера н чему-то смеялись. Оказалось, что Рудиш никому не позволял подойти к окну. Он стащил с себя сапог, и всякого, кто заглядывал к нему в оконце, бил сапогом. Это всех очень смешило. В карцер стали бросать бумажки, корки, остатки колбасы.
Нельзя мне было подойти к окну. А мне непременно хотелось повидаться сегодня же с Рудишем. Когда начался следующий урок, я придумал попросится выйти. Учитель меня отпустил, и я побежал в раздевальную, достал свой завтрак и на цыпочках подошел к карцеру.
Теперь здесь не было никого. Все было тихо. я осторожно заглянул в окно карцера и увидел Рудиша. Он лежал на животе на полу, склонив голову на руки, и тихо плакал. В одной руке он все еще держал свой сапог.
– - Рудиш!
– - позвал я его потихоньку.