Рассказы из сборника "Дождь прольется вдруг"
Шрифт:
Мишель Фейбер
Четыре рассказа из сборника «Дождь прольется вдруг».
Переводы Сергея Ильина.
Оглавление
На задворках Америки
Общительная клетка
Окалина Ада
Туннель любви
На задворках Америки
Катажина осваивала Лондон.
По ночам она снимала пробы с ночных клубов и спала с кем ни попадя; днем работала официанткой в дядюшкином ресторанчике; а в свободные часы и по выходным прочесывала блошиные рынки и благотворительные распродажи, разыскивая
– Что, опять майки?
– по-польски спрашивал дядя, когда она появлялась на работе, в Кафе «Краков».
– Мне нужен запас, - отвечала на том же языке Катажина.
– Когда я вернусь в Польшу…
Она пожимала плечами и жестами изображала бесплодные поиски.
– Ты хочешь сказать, что в Польше нет маек?
Дядя уехал из Польши в 1980-м.В последнее время письма от родственников, кстати, так и не одобривших его поступка, выродились в списки вещей, которые можно теперь купить в познаньских магазинах.
Катажина подбросила в воздух новую майку и, пока та пребывала в свободном падении, ловко вонзила в ее проймы маленькие сильные руки.
– На польских майках печатают всякую чушь, - пожаловалась она, натягивая этот длинный белый покров через голову, поверх униформы официантки.
– Знаешь: «Сен-Тропе», «Ультраспорт», «Черепашки ниндзя», «Для этой майки я чересчур сексуальна» - дребедень пяти-десятилетней давности. А простые, без рисунков, достать трудно.
И Катажина, одернув майку, точно юбку, присела в шутливом реверансе:
– Ну, как тебе?
– Ты спятила? В нее две таких, как ты, влезут.
– Сейчас модно, чтобы все сидело мешком, дядя. Видел бы ты, что продают в стильных магазинах. Большое и самое большое, другого не держат.
– Безумие. Твой отец мог бы из этой майки костюм себе сшить.
– Я до нее еще дорасту, дядя, поверь. Когда стану толстенной старой клушей.
– Есть здесь кто-нибудь?
– донесся из ресторанного зала сварливый женский голос.
– Халина Козловская явилась, старая шлюха, - пробормотал Катажинин дядя.
– Пора за работу, Кася.
Он резко махнул рукой в сторону плиты, и Кася стянула майку. Однако, прежде чем выйти в ресторан, ей пришлось оправить волосы,, глядя в оконце духовки, поскольку миссис Козловская являла собой самую крепкую, брызжущую польской стервозностью свиную сардельку, какую когда-либо удавалось состряпать Природе.
«Когда ты помрешь, - думала Катажина, торопливо семеня к старухе, чтобы принять у нее заказ, - из твоего праха понаделают бульонных кубиков».
А следом подумала: «Это стоит записать». Она записывала свои мысли и впечатления, приготовляясь к роли новейшей литературной сенсации Восточной Европы, писательницы, чье лицо украсит миллионы бумажных обложек.
– Черт возьми, дитя, наконец-то. Выходит, не зря я надеялась!
– Мм?
– отозвалась Кася, готовая записать заказ старухи в блокнот. Собственно, она уже и записывала, поскольку миссис Козловская неизменно заказывала одно и то же. Неделю спустя, после возвращения Катажины вернулась в Польшу, ее дядя нашел среди кухонных бумаг вырванный из блокнота листок:
ВЕТЧ + МР КОРНИШ
КОФ
БУЛ С МАК
СТЕРВОЗНАЯ СВИНАЯ САРДЕЛЬКА/ПРАХ/БУЛЬОННЫЕ КУБИКИ
– Очень смешно, - он немного поразмыслил и сунул листок к другим сохраняемым им бумажкам.
На следующий деньКатажина зашла в музыкальный магазин «Вирджин мегастор» и спросила, кто вскорости станет большой сенсацией.
– Я из Польши, - пояснила она, стараясь говорить с пущим , чем настоящий ее , акцентом.
– Магазины записей у нас имеются, но в них только и есть, что «Дайр Стрейтс» да Фил Коллинз.
Как и ожидалось, из «Вирджин мегастор» (а также из «Голоса его хозяина», «Наших цен», «Беззаботного», «Сестер Рэй», «Винилового опыта») она унесла охапку рекламных материалов - плакатов, открыток, наклеек, листовок,
– Зачем тебе этот хлам?
– поинтересовался Касин дядюшка.
Он пожала плечами:
– Его отдают даром, дядя.
– Даром ничего не дают, - отозвался старик.
– Ни здесь, и нигде. Уж этому-то меня научили.
Катажина затянула тесемки передника, спорить ей не хотелось. Перелет из Варшавы в Лондон оплатил дядя: в обмен она получила передник, чтобы его затягивать, и работу, чтобы ее исполнять. Жаль вот только, что в Америке у нее дядюшек нет - жаль, потому что там-то и находится подлинный центр мира, центр управления. Рано или поздно ей придется перебраться туда, и не потому, что Америка так уж разительно отличается от мест, которые она знает, но потому, что места, которые она знает, недостаточно отличаются от Америки.
В зале ресторана эмигранты-поляки, полистав польские журналы, бросали их назад, в общую груду. И сверху, заметила Кася, неизменно оказывался тот, на цветной обложке которого некий малахольного вида чувак порицал президента США за сексуальные домогательства. Надпись на обложке гласила: «CLINTON - WINNY ALBO NIEWINNY»[1].
Америка была ныне единственной в мире настоящей страной, а все прочие - копиями или производными от нее. Может, где-то и существует еще страна, гордящаяся своей отчетливой самобытностью, но она, скорее всего, прячется в лежащей за Лапландией вулканической долине, а населяют ее оголодалые умалишенцы в набедренных повязках из тюленьих шкур. Остальные же страны, на какую ни взгляни, - это либо колонии Америки, либо ее грубые имитации. Кася еще в отрочестве прочла в польском переводе роман Артура Ч. Кларка «2001 год: Космическая одиссея». Под конец книги астронавт попадает в корабль пришельцев, оснащенный, как ему поначалу кажется, всем, к чему он привык дома, включая набитый расфасованными продуктами холодильник. При ближайшем же рассмотрении продукты оказываются подделками - кучей трехмерных имитаций, словно скопированных с расплывчатых телевизионных изображений. Вот так и выглядит сегодня весь мир: дрянным слепком США. Несколько лет назад джинсов «ливайс» в Восточной Европе было днем с огнем не сыскать, вместо них продавались хлопчатобумажные штаны («фермерские пижамы», называла их Кася) с нашитыми где только можно - на карманах, на заду, на коленях - ярлыками и рекламными формулами: перевранными американскими фразочками, а то и попросту чистой тарабарщиной, чем угодно, лишь бы уверить всех в своей преданности империи великих торговых марок. Теперь такие штаны встречаются редко. «Ливайсы» наконец появились и в Восточной Европе: она могла бы купить их в Варшаве за ту же цену, за какую ее прапрадедушка купил свою полотняную фабрику. Может, и за несколько меньшую - если бы у нее нашлись американские доллары.
– А я говорю, шлюхин сын это сделал, - заявил по-польски один из завсегдатаев ресторанчика.
– Только на одно и надеюсь - они заставят его, грязного долбаря, показать свой хер суду.
– Заткнись, Анджей.
Эта парочка жирных старых пердунов с кустистыми бровями появлялась в «Кафе Краков» почти каждый день. Оба были престарелыми силезскими нефтяниками, еще не добравшимися до той стадии алкоголизма, на которой никакой еды уже не требуется.
– Эй, эта шлюшка опять здесь - ты посмотри на ее сиськи!