Рассказы из сборника "Дождь прольется вдруг"

Фейбер Мишель

Майки группы можно было купить еще до начала ее выступления. Кася на них и смотреть не стала: она не собиралась выкладывать 14 фунтов. Даже 2 фунта за первую выпивку, и то было для нее дороговато - впрочем, она всегда только за первую и платила, остальные покупал какой-нибудь парень, положивший на нее глаз..

Это па-де-де она уже исполняла множество раз: в Германии, в Венгрии, в Польше, на других лондонских концертах - спотыкливый балет клубного ухаживания. Ритуал разыгрывался в полутьме, в чреватом клаустрофобией подземелье, в ядовитых парах сигарет, спиртного и пота. Почему здесь, а не где-нибудь на открытом месте, на воздухе? Потому что здесь все общение

сводилось к выкрикам прямо в ухо, к коротким и хриплым фразам. И стало быть, никаких нюансов; все ожидания, что потоньше, отпущены по амнистии и борешься ты скорее за то, чтобы тебя услышали, чем за то, чтобы поняли.

– Польша!
– орала она ему в ухо, позволив носуего , такому же, как у «конкорда», совершить недолгий полет над поблескивающей расщелинкой ее груди.

– Голландия!
– подтверждал он, кивая, как семафор.

– Польша!
– снова орала она.

– Усек! Усек!

Имя у него было такое, что через неделю Кася его уже и не вспомнила бы, а жил он в отеле под названием «Дельта». Катажина полагала, что в английских отелях селятся только богачи да туристы, однако, добравшись со своим мужчиной до «Дельты», поняла: в них находится место и бедным. Собственно, места тут было немного: мужчина ее жил с еще пятью другими в кроличьей клетке на шестом этаже - на чердаке, который использовался для хранения не разбитых раковин, туалетных бачков и прочих сомнительной пригодности протезов, но оказавшихся в излишке людей.

– Кася, это Даги и Тим.

– Пол в твоем распоряжении, беби!
– стриженный «ёжиком» белый мужчина и пышноволосый черный приветственно подняли банки с пивом.

И вправду, усесться здесь можно было лишь на пол, поскольку большую часть комнаты занимали двухъярусные нары - три приземистых стеллажа (не очень понятно. Яруса два, а спальных места – три. Squat stack- тесные полки, отсеки?) из старого дерева с матрацами, похожими на чудовищные продолговатые «Биг-Маки». То, что оставалось свободным, почти целиком занимал комод, из ящиков которого истекали, точно струйки слюны, носки и рукава рубашек; поверх комода стоял маленький CD-плеер, с дребезгом изрыгавший звуки «Маник стрит причерз» и «Нирваны». Даги и Тим сидели сгорбясь посреди груды пивных банок и сигаретных окурков, глаза их, смотревшие из-под потных бровей, казались плексигласовыми. Мужчина Каси пустился в объяснения - оказывается Пит, занимавший койку у самого умывальника, куда-то запропастился, а куда - неизвестно; Даги объяснил это гораздо более сжато: «Псих он загребанный!». Еще двое отправились за пивом и им же, мудакам, будет лучше, если они не вылакают его на обратном пути.

Катажина решила, что ночевать здесь сегодня она все же не будет, и легонько подпихнула своего мужчину локтем в пузо, давая понять, что он может расслабиться, присесть и открыть для нее банку пива. Насчет безопасности своей она особо не волновалась: импотенцией тут смердело почище, чем спиртным, дымищем и нестиранными майками.

– Откуда ты, Тим?
– поинтересовалась она, втискивая спину в развилку костлявых ног своего мужчины.

– Папуа - Новая Гвинея, - усмехнулся чернокожий.
– А ты?

– Из Польши, - ответила она и, увидев на его лице недоумение, добавила: - «Солидарность» - слышал?

– Ты говоришь по-польски?

– Да. Конечно.

– Скажи что-нибудь на полянском.

– Ja rozmawiam po Polski i ty mnie nie rozumisz[2].

– Ничего не понял.

– А как насчет языка Папуа - Новая Гвинея?

– Я говорю только по-английски. По-английски и

на пиджин. Пиджин - это не язык. Ты пиджин знаешь?

– Кто сказал, что это не язык?

– Тот, кто его знает. Пиджин - просто дерьмовый английский, понимаешь? Вроде похожий на английский, а на деле… просто дерьмо. Бепо ми кэм сингот на ю но и стап. Ю гоу ви?

– Совсем другой язык - на мой слух.

– Бред собачий, собааачий бред! «Бепо» это before, так? «Ми кам» - me come, так? Понимаешь, в чем дело? Английский - настоящий язык. Всякому, кто считает, что мне лучше жить в Новой Гвинее, следует заняться своими гребанными мозгами. Здесь для меня - самое подходящее место. Так, Тим?

– Так, Даги.

Вернулись те двое, пивное подкрепление. Они задержались, поскольку один из них пал жертвой имевшей малопонятное происхождение усталости, по причине коей он норовил прилечь поспать на каждой попадавшейся ему по дороге скамейке и на каждом крылечке. Теперь он вскарабкался на нары и попросил выключить сразу и музыку, и свет.

– Да шел бы ты на хер!
– ощерился Даги.
– Я всю гребанную ночь слушаю твой гребанный храп, каждую гребанную ночь слушаю, так? Ну вот и ты слушай мою гребанную музыку, так?

Все шестеро уже два года как валялись бок о бок в этом лишенном толчка сортире. Морскими свинками, проходившими испытание бесконечным бездельем, вот кем они были, свинками, посаженными взамен каки-нибудь полоумных подопытных в бесконечно крутящуюся центрифугу.

Кася и ее мужчина теперь уж почти лежали, головы их подпирала утянутая с одной из коек подушка. Руки мужчины привольно покоились, обнимая Касю сзади, на ее груди. Его запястья без особого умысла прижимали покрытые тканью соски; смелости, потребной, чтобы пустить в ход пальцы, ему не хватало, они годились лишь для одного - вскрывать пивные банки да щелкать зажигалкой, от которой прикуривала Кася.

– Не стоит тебе пить, - поддразнивая ее, проворковал он.
– Ты еще маленькая.

– Ну да, большая такая маленькая, - тем же тоном ответила она, вытягиваясь и приникая к нему.
– Метра под полтора.

На миг он прижался лицом к ее волосам, без поцелуя, потом откинул голову назад, вливая в подрагивающее горло спиртное. Кася, обернувшись, снисходительно, почти по-матерински взглянула на него. Ее страна представляла собой трясину хмельного отчаяния, к пьяницам Касе было не привыкать. Теперь она понимала, что, по-видимому, то же относится и ко всему прочему миру: символические страны, столь отчетливо разграниченные на картах, на самом деле накрыты океаном пьяного беспутства. И назначение Каси состояло в том, чтобы пересечь этот океан, не замочив ног, высматривая все, какие попадутся дорогой, маленькие Арараты.

«Надо бы это записать», - подумала она. И спросила у своего мужчины:

– Ручки не найдется?

– Нет, - ответил он.

Кася, не поднимаясь с пола, оглядела комнату, - впрочем, увидеть здесь ручку она не надеялась. Помимо всего прочего, даже если бы какой-то чрезмерно ревностный милиционер (так?) швырнул в эту комнату гранату со слезоточивым газом, клубы стоявшего в ней дыма вряд ли стали бы плотнее. Здоровенный плакат фильма «Спасатели Малибу» с голой по пояс Памелой Андерсон, и тот различался с трудом - не то потому, что и на нем клубился туман, не то по причине почти нулевой видимости. Кася проморгалась сощурилась, пытаясь разглядеть неуловимые соски Памелы.