Рассказы из сборника "Дождь прольется вдруг"
Шрифт:
Между тем, фортуна вела компанию «Спером» все вверх и вверх, возвела на самую вершину, а затем стремительно свергла в тартарары.
Брошенный партнером Эд сунулся за советами к юристам, что привело к неизбежному : «Спером» обратилась в компанию акционерную, в которой Эд, вследствие колдовских махинаций ее правления, оказался даже не главным держателем акций. Спустя некоторое время главные их держатели под прикрытием рекламной шумихи насчет прекрасной новой эры потребительских услуг подписали с электрическими компаниями соглашение, позволившее взвинтить цены отопительных «Спером-приставок» на 500 процентов.
Хуже того, заигрывания компании с индустрией пищевых продуктов
«Спером» практически исчез с рынка, а семья Джеромов исчезла с газетных страниц, разве что на страницах финансовых эта фамилия еще мелькала порой в набранных мелким шрифтом аналитических обзорах. Не было больше ни болтовни о Наследнице Сперома, ни заголовков вроде «Мешок с Монетами» или «Эд увидел красный свет!».
Разумеется, Эд, которого уже оттерли на задворки компании, пострадал от этого краха не так сильно, как мог бы. И что совсем приятно, он успел, еще до того как общительная клетка была запатентована под маркой «Спером», частным порядком заключить договор с животноводческой фирмой, - своего рода экспериментальное «джентльменское соглашение», пережившее всю дальнейшую свистопляску и приносившее семье Джеромов устойчивый доход, источником коего стало термостатическое хранение бычьей спермы.
Жизнь возвратилась в приемлемо нормальную колею, - а теперь вот возвратился и Вилли Спинк.
– Вернулся на старую квартиру, - восторженно объявил в трубке его голос.
– Журналюги сюда больше не лезут.
– Ах, Вилли, как я за тебя рада!
– Линда только что не плакала.
– Тут, правда, кое-кто поселился, ни у кого не спросясь, - уточнил Вилли.
– Две девушки, молодой человек и… я пока не разобрался, кто это. Но мы с ними договорились. Я про них никому не рассказываю, и они про меня никому не рассказывают.
– И за них я тоже рада!
– Линда все же расплакалась, отпихивая пытавшегося отобрать у нее трубку Эда.
– А как малыш Фергюс?
– Он прелесть - ходит, разговаривает даже плавать учится! Немного пожил у нас с Эдом, а потом в Тунисе - с Элен и ее новым мужем. Они как раз завтра собираются к нам.
– Отлично, - прострекотал Вилли.
– Может, и я загляну. Хотя я тут работаю над одной штукой - новым синтезом. Представляешь, растительная ткань, которая выращивается, как йогурт, на питательной культуре. Это меня мои постояльцы надоумили. Мне, правда,
– У Эда?
– Ну да, он в таких делах дока.
Эд, слушавший разговор, прижавшись щекой к щеке Линды, наконец, вырвал у нее трубку.
– Вилли?
– Эд? Это ты?
– Да, - хрипло подтвердил Эд.
– Слушай. Коноплю курить уже разрешили?
– Нет, Вилли.
– О.
Пауза.
– Ну ладно, как разрешат, звякни мне. Пока!
В спальне было темно и тихо, она дышала тропиками, несмотря на слякоть за окнами. Часы на кухне негромко отбили полночь, и Эд почти рефлекторно сунул руку за спинку в изголовье кровати и надавил на маленькую резиновую штуковину, добавив в батареи отопления еще каплю «Сперома». А снова повернувшись к жене, увидел, что она так и лежит, не шевелясь.
– Не слишком поздно, чтобы вернуться к тому, на чем мы остановились?
– спросил он.
В ответ Линда взяла его руки и положила их на свои голые плечи, - давая понять, что ей по-прежнему тепло.
Окалина Ада
По прошествии четырех часов семнадцати минут на землю упала капля дождя, и Иван воспрянул духом.
Были, разумеется, и другие капли (правда, немного), однако на выбранный для опыта аккуратно расчерченный прямоугольник, упала только эта, и Иван тут же включил приборы. Ему нужно было точно выяснить, что происходит с каплей после удара о песчаную почву: долго ли она остается лежать на поверхности, подрагивая, подобно жидкой жемчужине, насколько медленно впитывается, как глубоко проникает в землю?
Получив эти сведения, Иван вполне мог обратиться в человека, способного изменить мир.
Дождь прекратился, и навсегда, через три минуты, пятьдесят две секунды. Проделав все, какие удалось, измерения, Иван начал укладываться. Температура немного упала - до 107 градусов по Фаренгейту.
Сидевший в джипе проводник чистил зубы самым ценимым здесь иноземным орудием, «ношкой» - иными словами, швейцарским армейским ножом. В этих местах любой привычный язык тонул в болоте полного непонимания и изменялся до неузнаваемости - точно так же, как здешняя пахотная земля утопала, перерождаясь, в песке и соли. Иван, прищурясь, вгляделся в проводника и только тут сообразил, что перед ним совсем не тот человек, который привозил его сюда вчера.
– А где Яфет?
– спросил он, гадая, повезет ли ему получить ответ по-английски.
– Яфет уйди с семьей Яфета, уйти с домом Яфета.
Ну понятно: Яфет увязал прутья, из которых состояла его хижина, навалил их на спину верблюда и убрел - вместе с женой и детьми. Почему эти люди ведут себя так - выдергивают из земли, чтобы соорудить временное жилище, те немногие растения, какие водятся в их краях, -. ведь дай они себе труд осесть на одном месте и вдохнуть в землю жизнь, в их распоряжении оказалась бы способная к самовоспроизводству почва, - для Ивана оставалось загадкой.
– А ты здесь завтра будешь?
Мужчина, широко улыбаясь, пожал плечами. Зубы его были покрыты пятнами, оставленными листьями лата.
– Слишком много лата, - улыбнувшись в ответ, сказал Иван.
Проводник снова пожал плечами и сделал рукой ленивый, обозначающий эрекцию жест. Он хотел сказать, что только это возбуждающее средство и дает ему силы, потребные для того, чтобы работать, разъезжать с иноземцами по пустыне, драться с представителями других племен и ублажать жену. И вообще существовать, не склоняясь перед жарой и засухой, не позволяя себе свернуться в клубок на песке, лишиться жизненных соков и спечься, подобно глине.