Рассказы из сборника 'Пестрая компания'
Шрифт:
Мужчины уткнулись в свои стаканы, изо всех сил избегая смотреть друг на друга.
– Мы остались без средств, - всё тем же ровным, лишенным всяких эмоций тоном, продолжала девушка.
– Ребенок получился семимесячный, а муж у неё матрос. Сейчас он плывет в Португалию, и во всем этом проклятущем, замерзающем городе нет ни единой души, к которой можно было бы обратиться за помощью.
– Сделав один шаг в направлении стойки бара, она продолжила: Ей всего девятнадцать. И она должна была выйти за матроса...
Люббок повернулся к ней лицом:
– Ну ладно, - сказал он, - я иду с вами.
– Я тоже, - подхватил Ди Калько.
Суинни открыл рот, потом закрыл его, а затем снова открыл.
– Ненавижу
– Но все же, пожалуй, пойду с вами.
Люббок снова обратился лицом к стойке и поднял тяжелый взгляд на бармена.
– Уже все равно поздно, - сказал бармен, нервно вытирая стойку полотенцем.
– Я тоже могу пойти с вами, так, на всякий случай... Вдруг моя группа крови окажется... Да. Точно.
– Он энергично кивнул и принялся стягивать с себя фартук.
Люббок протянул руку за стойку, снял с полки бутылку виски и стакан. Не говоря ни слова, он плеснул немного напитка в стакан и протянул девушке. Та, без улыбки, взяла виски и осушила его одним глотком.
Они молча сидели в унылой клинической аудитории для студентов-медиков, ожидая появления интерна. Интерн должен был сообщить, чья кровь годится для переливания. На них падал мертвенно-бледный свет старых больничных ламп, а воздух, которым они дышали, был насквозь пропитан невесёлыми больничными запахами. Люббок сидел, зажав кисти рук между колен и бросая время от времени взгляды на Суинни, Ди Калько и Коди, которые нервно ерзали на своих скамейках. Лишь девушка, дымя сигаретой, медленно расхаживала по комнате. Сигаретный дымок вился над её жидковатыми, светлыми волосами.
Открылась дверь, в комнату вошел интерн и, прикоснувшись к рукаву Люббока, сказал:
– Вы подходите.
Люббок глубоко вздохнул, встал со скамьи, бросил триумфальный взгляд на Суинни, Ди Калько и Коди, улыбнулся девушке и последовал за интерном.
Когда все кончилось, когда кровь медленно перелилась из его вен в вены бледной, неподвижной девушки на соседнем столе, Люббок поднялся, наклонился над ней и прошептал:
– Не волнуйтесь, все будет в полном порядке.
Она ответила ему слабой улыбкой.
Люббок влез в пиджак и прошел в аудиторию. Его спутники всё ещё оставались там. Они встретили его, стоя под синеватым светом больничных ламп.
Люббок послал им широченную улыбку.
– Ну как, надеюсь все в порядке?
– торжественно спросил Ди Калько.
– Всё - в лучшем виде, - весело ответил Люббок.
– Моя кровь поет в её жилах не хуже, чем виски.
Ди Калько взглянул на Суинни, Суинни, обменялся взглядом с Коди. Во всех этих взглядах можно было прочитать некоторую неуверенность и колебание.
– Эй, голландец, - громко сказал Суинни, - мы хотим поставить тебе выпивку. Что на это скажешь?
Они напряженно ждали ответа. Так обычно ждут нападения противника.
Люббок обвел всех троих внимательным взглядом, и Коди поднял воротник пальто.
– В чем вопрос?
– сказал Люббок, обнимая девушку за плечи.
– Это для меня большая честь.
Из дверей больницы они вышли все вместе.
ПРОПОВЕДЬ НА ПЫЛЬНЫХ ДОРОГАХ
Нельсон Уивер уселся за свой ослепительно чистый рабочий стол и написал: "Трудовые затраты... Завод в Бриджпорте... $1.435.639,77". Написав это, Уивер положил остро заточенный твердый карандаш в потрясающе ровный ряд девяти других и столь же остро заточенных твердых карандашей. Строй карандашей находился рядом с заключенным в серебряную рамку портретом его покойной жены.
Он посмотрел на обтянутые кожей часы, стоявшие на противоположном от него краю письменного стола. 10:35. До появления Роберта оставалось по меньшей мере десять минут.
Нельсон Уивер снова взял один из карандашей и, склонившись к удлиненному, сплошь покрытому машинописным текстом листу бумаги, дописал: "Амортизация... $ 3.100.456,25". Все документы
Нельсон снова посмотрел на кожаные часы. 10:40. Поезд отходит в 11:15. Роберту следует поторопиться.
Нельсон перевел взгляд на только что начертанные им цифры. $ 3.100.456,25. Взглянул и, наверное, уже в тысячный раз восхитился изящным наклоном цифры 2, которую он выучился так писать ещё на заре своей бухгалтерской карьеры. Цифра 2 каким-то непостижимым образом представлялась ему символом профессии, знаком его таланта, воплощением сложного и труднодоступного мира цифр, в котором он, Нельсон Уивер, перемещался с таким изяществом, легко преобразуя пот и ярость труда, пламя и дым, мгновенное обогащение и финансовую катастрофу в стройные и несокрушимые ряды холодных чисел.
10:43. Где же Роберт? Нельсон поднялся из-за стола, подошел к окну и взглянул на улицу с высоты пятидесятого этажа, сложенного из гранита и стекла, здания. Осознав, что с высоты пятьсот футов он пытается разглядеть сына в вечно торопящейся толпе людей на Сорок девятой улице, Нельсон негромко рассмеялся.
Нельсон Уивер вернулся к столу, сел в кресло и взял тот лист, с которым работал. Налоговые формы, думал он, являют собой формализованное и весьма сложно игровое поле, на котором священнодействуют игроки-виртуозы, ловко жонглируя абстракциями. Точно так же в своих рассуждениях о Боге жонглировал ими Спиноза. Столь же великим жонглером был и тот безымянный гений, который сумел доказать, что Джон Пирпонт Морган в 1932 году вообще не имел облагаемых налогом доходов. Как-то в 1936 году, повинуясь капризу, которого он себе не мог объяснить, Нельсон заполнил две налоговых декларации. Одну из них "Маршалл энд Ко", как и положено, представил правительству. А вторую, в которой цифры, по затратам труда и пота отражали реальность, а сумма амортизации была не только формальной бухгалтерской игрой в цифирь, снижающей облагаемую налогом базу, Нельсон целую неделю носил в кармане. Разница между первой и второй декларацией составила тогда $ 700.962,12. Повеселившись от души неделю, Нельсон благоразумно сжег вторую декларацию.
В этом году фирма "Маршалл энд Ко.", благодаря военным заказам, существенно расширила производство. С другой стороны, ставки налогов на сверхприбыль резко рванули вверх. Сочетание этих двух факторов, по прикидке Нельсона, должно привести к тому, что разница между реальным и формальным отчетом могла бы составить не менее миллиона долларов. "Маршал энд Ко." платит ему 40.000 в год. Сделка для фирмы довольно выгодная, подумал он.
10:47. Роберта все ещё нет. Нельсон отложил бумагу, поскольку цифры заплясали перед его глазами. Подобное стало случаться с ним все чаще и чаще. Что же, удивляться здесь нечему. Его талия каждый год увеличивается на дюйм, просыпаться он стал в пять утра и уже давно перестал испытывать шок, услышав, как его называют джентльменом средних лет. Ему уже за пятьдесят, и малоподвижный, нездоровый образ жизни за письменным столом дает о себе знать...