Рассказы из сборника 'Пестрая компания'

Шоу Ирвин

– И несмотря на это, - тихо спросила Дора, - ты и на сей раз запишешься в армию?

– Точно. В первый же день. Явлюсь в бюро набора и заявлю: "Перед вами Пол Триплетт - двадцать шесть лет, тверд, как кремень, отличное зрение, прекрасные зубы, хорошие ноги - выдайте ему ружье". Или, ещё лучше: "Посадите его на самолет, чтобы он мог причинить как можно больше вреда".

После этого они целый квартал прошли молча.

– А ты не думаешь, что и на это раз тебя надуют?
– спросила Дора.
– Не думаешь, что будешь снова

сражаться за облигации и нефть?

– Ага.

– И, несмотря на это, ты запишешься в армию?

– В первый же день.

Дора выдернула свою руку из-под его локтя.

– Неужели тебе нравится убивать людей?
– спросила она.

– Мне ненавистна сама мысль об этом, - растягивая слова, произнес Пол.
– Я не хочу никому причинять вреда. Я считаю саму войну нелепостью. Я желаю жить в таком мире, где все сидят на свежем воздухе за столами из стекла и хрома, едят из цветных тарелок и слушают музыку Моцарта, которая раздается из добавочного спикера, установленного на террасе. Однако Гитлера подобное устройство мира вовсе не интересует. Ему нужен совсем иной мир. А его мира я не выношу. Как в немецком, так и в домашнем варианте.

– Но Гитлера тебе не убить, - сказала Дора.
– Ты будешь убивать молодых парней, вроде тебя.

– Верно.

– И тебя такая перспектива устраивает?

– Мне и Гитлера как такового убивать не интересно, - произнес Пол, - я хочу лишь убить идею, в которой он воплотился для слишком многих людей. В грядущие годы я, возможно, буду горько оплакивать тех ребят, которых мне пришлось убить. А они станут оплакивать меня, если я паду от их рук.

– Скорее всего, эти парни очень похожи на тебя.

Теперь они шли очень быстро.

– Это точно, - согласился Пол.
– Не сомневаюсь, что им не терпелось бы сейчас отправиться вместе с тобой в постель. Держу пари, что в эту весеннюю субботу им очень понравилось бы бродить рука об руку с тобой меж фонтанов и бронзовых статуй на "Рокфеллер Плаза" или разглядывать спортивную одежду в витринах. Готов поставить все что угодно и на то, что многие из них обожают Моцарта. Однако, несмотря все это, я стану их убивать. И буду делать это с удовольствием.

– С радостью?

– Да. С радостью, - подтвердил Пол, вытирая глаза тыльной стороной руки. На него вдруг почему-то навалилась страшная усталость.
– Сейчас - с радостью. А возрыдаю я в годы грядущие. Сегодня в их руках винтовки, и винтовки эти направлены на меня, и на тот мир, в котором я хочу обитать. Они своими телами защищают идею, которую я хочу убить для того, чтобы выжить.
– Пол вытянул руку и поймал её пальцы.
– Знаешь, по-моему, такой вечер, как сегодня вовсе не стоит тратить на то, чтобы обсуждать подобные проблемы, - сказал он.

– Но это же сплошное жульничество!
– воскликнула Дора.
– Тебя просто используют, и ты об этом прекрасно знаешь.

– Верно, - охотно согласился Пол.
–

Весь этот бизнес - одно сплошное жульничество. Но, несмотря на это, я буду драться. Меня обманут, но все же я что-то сделаю, для того чтобы слушать музыку Моцарта на террасе во время ужина. Это даже не героизм, чёрт побери! Меня втянут в это дело в любом случае, что бы я ни говорил.

– Очень плохо, - сказала Дора, отстраняясь от него.
– Это очень плохо.

– Куда как скверно, - снова согласился Пол.
– Может быть, придет день, когда все будет лучше. Может быть, наступит время, когда миром станут управлять люди, которые любят Моцарта. Но все это - не сегодня.

Они снова остановились. На этот раз перед небольшой картинной галереей. В витрине была выставлена репродукция картины Ренуара, на которой изображалась большая компания. Среди персонажей были целующая мохнатого пекинеза женщина, рядом с ней человек в майке и с соломенной шляпой на голове - рыжебородый и надежный, как сама земля. Какой-то фат в котелке набекрень, что-то нашептывал прижавшей ладошки к ушам женщине. Первый план картины являл собой великолепный натюрморт, на котором изображались бутылки вина, бокалы, виноград и какие-то яства1.

– Я видел её в Вашингтоне, - сказал Пол.
– Она висела там в музее. В репродукции величие этой картины не видно. Полотно насыщено розоватым воздухом бессмертия. Сейчас оно выставлено в Нью-Йорке, и я хожу любоваться на него три раза в неделю. Там все надежно и устойчиво, а все люди счастливы. На картине изображено лето, которое исчезло много, много лет тому назад. Однако час уже поздний, дорогая, - произнес Пол, целуя её руку.
– Время бежит неумолимо. Пошли домой.

Они сели в такси и отправились в южную часть Манхэттена, в его квартиру.

ГОРОД БЫЛ ПОГРУЖЕН ВО ТЬМУ

Датчер стоял у стойки бара, радуясь своему одиночеству, глядя на девиц и слушая вполуха разговоры посетителей вокруг него. Приятное ощущение чистоты, после недавно принятого душа, ещё не прошло, и ему очень хотелось выпить.

– Англичане и французы, - вещал мужчина в пиджаке из дорогой ткани в мелкую неровную клетку, - будут совершать челночные рейсы над Германией. Из Парижа в Варшаву, и из Варшавы в Париж. Кроме того, у него нет нефти. Всем прекрасно известно, что нефти у Гитлера нет.

– "Дорогуша...", говорит она мне, - сообщала громогласно крупная блондинка другой, столь же габаритной даме, - "...дорогуша, я не видела тебя целую вечность. Где ты была? Моталась по летним театрам?". А сама, чтоб она сдохла, прекрасно знает, что я только что закончила две картины для "Фокс"1.

– Это все блеф, - гудел мужчина в клетчатом пиджаке.
– Он будет вынужден отступить, Россия, или не Россия. У него нет нефти. Что можно сделать в наше время, не имея нефти.

– Мистер Датчер, - бармен принес телефонный аппарат и воткнул шнур в розетку, - это вас.