Рассказы израильских писателей
Шрифт:
Он и сам удивлялся своему поведению, но только знал, что чувства его не обманывают. Ведь страх как бы примиряет со смертью, признает ее возможность, и жертва сама становится невольной участницей собственной гибели. Страх — это верная смерть, только чуть задержавшаяся. А хладнокровие и самообладание, исключающие даже самую возможность покушения на твою жизнь, давят убийц тяжелой ответственностью. Они должны вызвать смерть, которой нет, создать ее из ничего.
— Руки вверх — и молчать! — закричал рябой и вскинул автомат.
— Вы хотите, чтобы я, старый человек, участвовал в этой забаве?.. Зачем вам это?
Он развел руками и приподнял плечи, выражая этим жестом крайнее удивление.
— Так надо, и все, — сказал младший и опустил автомат с видом человека, вынужденного идти на уступки, ибо, оказывается, никто, кроме него, не соблюдает правил игры.
Авраам улыбнулся.
— Так надо? Но, братья, надо же понять почему? Вот вы, два молодых парня с автоматами, угрожаете безоружному старику…
— Есть оружие? — перебил его рябой.
— Я же сказал, что нету, к чему же еще спрашивать? — огрызнулся Авраам, проявив еще раз свое превосходство. Он обрел право выражать возмущение, и они должны посягнуть на жизнь человека, обладающего чувством собственного достоинства.
— Обыщи его, — недоверчиво приказал старший.
Авраам помог молодому вывернуть свои карманы. Во время обыска он глядел ему прямо в глаза, и тот опустил веки, показывая, что выполняет неприятную обязанность. Заметив, что парень голодными глазами смотрит на разложенную на газете еду, Авраам сказал:
— Угощайтесь!.. Я уже заморил червячка и совсем не голодный.
— Скоро ты уж никогда не будешь голодным! — крикнул старший.
— С божьей помощью мы все не будем знать голода. Засухи, кажется, не будет, — спокойно ответил Авраам, поняв, что до сих пор он разговаривал не с тем, с кем надо. Большая опасность исходила от рябого. И он завел разговор с младшим, который рылся в его сумке:
— Дожди, правда, запоздали, но зато шли часто. Урожай будет хороший. И яровые, с божьей помощью, пошли дружно. А ты как думаешь? Или вам говорят, что то, что хорошо для нас, плохо для вас. Да? Но это неправда. Вон видишь, тучка? Она прольется дождем и на Аль-Джиб и на Беэротаим [56] . И у нас, и у вас — одна молитва в сердце… Эй, куда… — закричал он на овец, заметив, что стадо двигается вверх по склону. — Пока мы тут стоим и разговариваем, все овцы разбредутся.
56
Аль-Джиб — арабская деревня. Беэротаим — еврейская деревня.
— Са-лех! — закричал рябой.
— А-а-а! — послышалось в ответ с вершины холма.
— Тут стадо! Надо угнать!
— Куда? И что это значит — «надо угнать»? — сердито спросил Авраам.
— Неделю назад в Бир-Хамаме евреи угнали у нас стадо.
— У вас ружья, у вас и закон, — ответил Авраам, давая понять, что его вынуждают согласиться с явной несправедливостью.
Рябой издевательски засмеялся.
— Говоришь, ружья? Ты что, слепой? — Он погладил свой автомат типа «Карл-Густав», и по блеску его глаз было видно, что он им очень гордится. — А еще говорят, что у вас каждый еврей — солдат. Клянусь, этот пастух никогда не видел автомата, — обратился он к товарищу.
Рябой пытался казаться таким же хладнокровным, как Авраам. Это хладнокровие он хотел обрести, хвастаясь своим оружием.
— Славная штучка, — добавил он горделиво.
— И безотказная, — добавил младший, надевая себе на плечо пастушескую сумку Авраама.
— Та-та-та-та — и ты готов. Навсегда! — усмехнулся рябой, обнажив здоровые, сверкающие белизной зубы.
— Но для этого вовсе не нужно такой славной штучки, — ответил в тон ему Авраам.
Парни рассмеялись.
— Точно! Что такое человек? Его можно убить даже камнем! — грустно добавил младший, и в его голосе прозвучала жалость.
— И камнем, и болезнью, и даже простой водичкой, когда ее больше, чем нужно… — сказал Авраам, умаляя значение того, что они собирались с ним сделать. — И все-таки он властвует над всеми, и эти славные штучки сделал своими руками, — добавил он, как бы возвращая человеку его достоинство. При этом он мерно, в такт словам, покачивал головой, выделяя главное напевной интонацией, как это принято у пожилых арабов.
— Э-э, — сказал рябой с гордостью. — Сейчас все делают на заводах. Я был в Джанине. Все делают машины, богу даже молятся.
— Это по радио Хаджи Махмуд молится, — сказал младший, гордясь своей осведомленностью.
— А вы знаете, почему бог не создал машины? — продолжал Авраам неторопливо плести нить ученого разговора. (Когда человек разговаривает, да еще жестикулирует, он прочнее связан с бытием, его труднее отторгнуть от божьего мира.)
— Нет, — простодушно ответил младший.
— Так почему же, я вас спрашиваю, бог создал человека, который сам делает машины, а не создал сразу и машины? Вы не знаете? Хорошо, что вы встретили старого еврея, который объяснит вам это. Бог не захотел создавать машины, чтобы не погубить человека. Он дал ему разум, чтобы человек сам мог создавать машины, чтобы он не стал лентяем. Бог ненавидит лень больше, чем злую жену!
— Здорово! — заметил рябой.
— Больше, чем злую жену! — смеясь, повторил младший. — Ну, а у кого злая жена, тот уже не боится бога!
— Из-за злой жены мужчина становится лодырем. И ему тогда крышка!
Эта тема на короткое время установила между ними какое-то единодушие. Авраам был доволен своей маленькой победой, но он заметил тень озабоченности на лице старшего: тот, видимо, почувствовал, что удаляется от цели. Младший же был явно польщен, что участвует в настоящем мужском разговоре.
— Клянусь богом, он говорит правильно, как по радио! — воскликнул он.
— Подумаешь, по радио! Там говорят по бумажке. А вот ты радио сделай.
— А ты сделаешь?
— Сделаю.
— Правда?
— Когда учатся, все можно сделать, — ответил Авраам с нарочитой скромностью, еще более поразившей парня.
— Умеешь делать радио, а пасешь скот, как мальчишка! — Он недоверчиво посмотрел на Авраама.
— Клянусь своей верой.
Авраам невольно взглянул на свои старые ботинки и грязные заплатанные брюки. Он знал: с их точки зрения пастух — это бедняк, горемыка, это тот, кто стоит на самой низкой ступени общественной лестницы. И вот он — еврей, волосы которого посеребрила уже обильная седина, все еще пасет скот. Видно, он неудачник. Но теперь ребята встревожены: неужели этот народ так могуч, что даже пастухи у них умеют делать радио? А может, они досадуют на тех, кто не уважает столь образованного и старого человека и заставляет его пасти скот. Так или иначе, но у ребят может возникнуть симпатия. А от этого зависит его жизнь.