Рассказы начальной русской летописи
Шрифт:
О пышном и торжественном искусстве времен Ярослава можно теперь судить, войдя в собор св. Софии. Купол и алтарная часть храма украшены мозаикой. Великолепие мозаики не передается никакими фотографиями и воспроизведениями. Ее надо видеть в натуре. Ее блеск, переливы красок, мерцание золота завораживают глаз. Стены и столбы Софийского собора расписаны фресками. Написанные во весь рост, стоят неподвижные фигуры людей. У них удивительные лица - тонкие носы, изогнутые брови, маленькие рты, а глаза большие, полные мысли. Эти лица служили примером высоких добродетелей, мужественной стойкости и непреклонности. Это не были портреты. Художники не рисовали современников. Они выражали свое понимание великого и прекрасного, передавали внутренний мир идеального человека.
Иногда живописцы стремились запечатлеть своих современников. Высоко
Стены широкой лестницы на хоры украшены неожиданными для храма росписями. Музыканты играют на свирелях, а под их музыку пляшут скоморохи. Тут же представлена охота на медведя - любимая, но опасная забава русских князей. А рядом - погонщик с верблюдом.
Хоры Софийского собора имели общественное назначение: здесь принимались иноземные послы, хранились княжеская казна и библиотека.
На Руси любили и ценили книги. «Подобны книги глубине морской, ныряя в которую добывают дорогой жемчуг» - такое образное сравнение книг с глубинами моря, а знаний - с дорогим жемчугом находим мы в одном произведении древнерусской литературы. «Ум без книг, аки птица опешена», то есть как птица без крыльев, - говорится в другом.
Древнерусские книги делались с любовью, терпением, старательностью. Писец внимательно выводил гусиным пером красивые четкие буквы. Такой почерк назывался уставом. Писал книжник не на бумаге, а на пергамене, особым образом обработанной коже. Первые буквы абзаца он выводил красной краской и золотом, отсюда и идет выражение «с красной строки», то есть с нового абзаца. Многие книги украшались рисунками, сейчас они называются миниатюрами от латинского слова «миниум» - красная краска. Миниатюры бывали и многоцветны.
Русь к XI веку превратилась в могущественную державу. Об этом можно судить по строительству того времени и по частым упоминаниям иностранцев о Руси, о русских товарах, об изделиях ювелирного искусства. О международном значении Руси говорят и брачные связи, отражавшие связи политические. Обливаясь горькими слезами, уезжали в чужие страны одна за другой дочери Ярослава. Одна вышла замуж за французского короля Генриха I. Другая - за скандинавского викинга Гаральда Смелого, будущего короля Норвегии. Он был не только воином, но и поэтом и в своих стихах воспел русскую деву с золотой гривной. Стихи эти переведены К. Н. Батюшковым, А. К. Толстым и другими русскими поэтами XIX века. Третья дочь Ярослава стала женой венгерского короля. А в Киев ехали знатные иноземки. Их выдавали за сыновей русского князя.
Прославлением книжной мудрости и созидательной деятельности Ярослава заканчивается Древнейший летописный свод. Рассказ под 1037 годом как бы подводит итог целому периоду в истории Древней Руси, завершая свод торжествующим, радостным аккордом.
Сын Ярослава Мудрого, Владимир, княжил в Новгороде. В это время отношения с Византией осложнились. Греки считали, что Русь, приняв их религию, должна была подчиниться их «иге-монии», как они говорили. Киевский князь не мог с этим согласиться и велел Владимиру идти на Царьград. «Пылая яростной и бешеной ненавистью против греческой игемонии, - писал один византийский историк, - русские возобновили старую вражду». «Нарубив вверху (то есть в верховьях Днепра) леса, выстроили из него малые и большие ладьи» и вышли в море. «Во время морского боя с востока подул сильный ветер, вихрь поднял страшные волны, которые потопили одну из ладей, а другие рассеял и разбросал по скалистым и утесистым берегам», - рассказывает тот же историк. Однако Владимир и с ничтожными остатками своих «воев» сумел разбить посланные за ним в погоню греческие корабли.
Только через несколько лет был заключен мир с Византией, скрепленный браком сына Ярослава Всеволода с греческой царевной из рода Мономахов.
Вернувшись из тяжелого похода, Владимир Ярославич строит в Новгороде собор св. Софии (1045 - 1050) - замечательный памятник мировой архитектуры.
Наставление умирающего Ярослава детям проникнуто грустным раздумьем отходящего от жизни большого государственного деятеля, обеспокоенного судьбами своего государства и своих сыновей.
Исследователи считают, что «Наставление» основано не на письменном документе, а на устном предании. Может быть, этим и объясняется его значительность: оно не только выражает мысли Ярослава, но и обобщает стремление русских людей к единению и миру.
В то время как на юге Руси власть над русскими землями разделяли трое старших сыновей Ярослава - Изяслав, Святослав и Всеволод, в Полоцке сидел потомок сына Владимира Святославича и Рогнеды - Всеслав. Это был воинственный и лихой князь. В Киеве ходили о нем таинственные слухи. Рассказывали, будто мать родила его «от волхования», то есть по колдовству, что от рождения на голове его была рана, перевязанная чудесной повязкой, которую Всеслав носил всю жизнь, и оттого был «жесток на кровопролитие». Говорили, что Всеслав князь-чародей, чуть не оборотень. Внезапно покидая болотистый Полоцкий край, он являлся то под Новгородом, то на Днепре и столь же неожиданно исчезал. Схватить Всеслава было возможно только путем обмана. Но летописец, всегда верный высоким моральным принципам, осуждал обман. Вот почему он отнесся с симпатией к Всеславу, доверившемуся клятве своих двоюродных братьев.
Битва на реке Немиге между Всеславом и Ярославичами была жестокой и кровопролитной. Образно описана она в знаменитой поэме Древней Руси, в «Слове о полку Игореве»: «На Немиге снопы стелют из голов, молотят цепами булатными; на току жизнь кладут, веют душу от тела. У Немиги кровавые берега не добром были засеяны - засеяны костьми русских сынов».
Киев в XI веке был красивым и многолюдным городом. На основании последних археологических данных современные исследователи считают, что его площадь достигала 230 га. На этом огромном пространстве стояло более 8 тысяч усадеб с общим количеством населения около 50 тысяч человек. Киев не только не уступал, но значительно превосходил по числу жителей крупнейшие города средневековой Европы. Только Париж, вероятно, был больше его. Как и в большинстве средневековых городов, планировка Киева имела радиально-кольцевой характер. От ворот пучки улиц выходили на площадь к центральному храму Киева, к св. Софии. На Подоле планировка была иной, в связи с расположением города между береговой линией и горной грядой.
На главных площадях города - у храма св. Софии на горе и возле Торга на Подоле созывалось народное собрание - вече. Нам часто представляется, что вече собиралось самостийно: грянет кто-нибудь в набат, и сбегутся люди, чтобы всем вместе обсудить дела - требовать ли мира или продолжения войны, кричать ли о выдаче на казнь лихоимного дружинника, или прогнать неугодного князя да выбрать другого. Да, случалось именно так, но не только так. Существовало выражение «стать вечем», но на вече не только стояли, но и сидели на специальных скамьях, терпеливо ожидая, когда начнется собрание. На помост поднимались руководители веча - митрополит, тысяцкий, сам князь. Проводилось вече по веками выработанным правилам. Выступающий начинал с приветствий и поклонов сановитым лицам и всем людям «киянам». После того как руководитель веча просил его объяснить, о чем он хочет говорить, он начинал свою речь.
Часто в городе бывало две или более враждебные боярские партии. Иногда одной стороне удавалось натравить простой люд против другой, тогда народные массы, подстрекаемые теми, кто стоял во главе веча, поднимались против своих притеснителей, и их движение, перерастая предполагаемые рамки, переходило в восстание. Такое вот вече, закончившееся народным восстанием, и описывает летописец. Заметьте, что хотя автор этого рассказа - в нем исследователи видят игумена Печерского монастыря Никона - осуждает киевлян за то, что они разграбили княжой двор и прогнали Изяслава, он сочувствует им. Они ведь требовали продолжения борьбы с половцами, они хотели встать на защиту Руси.