Рассказы о Чапаеве
Шрифт:
Не оглядываясь, Василий Иванович поспешно вышел на улицу.
В РАЗВЕДКУ
Уже с утра нещадно палило солнце, и казалось, что знойному июньскому дню совсем не будет конца. Но в полдень голубеющее небо вдруг заволокло огромной чёрной тучей, подул холодный ветер, и на землю ливнем обрушился мутный дождь.
И хотя минут через сорок туча ушла на восток и опять появилось солнце, всё же воздух посвежел и дышать стало легче.
От земли, от соломенных крыш изб и конюшен поднимался лёгкий пряный
Над рекой Белой серебрился туман.
Широкая, просторная площадь села, обычно безлюдная и тихая, была заполнена подводами, тачанками и снующими в разные стороны бойцами. Отсюда 25-я дивизия собиралась штурмовать Уфу — последнюю твердыню Колчака.
Обороне Уфы и Белой Колчак придавал огромное значение. Враг стянул сюда все свои силы. Правый берег реки был сильно укреплён колчаковцами.
Командующий армиями Южной группы Восточного фронта Михаил Васильевич Фрунзе отдал приказ о занятии Уфы. Для штурма реки Белой были созданы две ударные группы. В одну из них входила 25-я Чапаевская дивизия.
На площадь вышел Чапаев. Оглядевшись вокруг, он направился в сторону приземистой кирпичной церкви. Там должен был начаться митинг Пугачёвского полка.
Неделю назад погиб комиссар полка Волков. А случилось это так. Во время ожесточённого боя с белоказаками был тяжело ранен командир роты. Приняв на себя командование, Волков повёл чапаевцев в штыковую атаку. Врага смяли и выбили с выгодных позиций. В этом-то бою и погиб смелый комиссар.
Вместо Волкова в полк прислали молодого самарского рабочего Бурматова. Комиссар дивизии Фурманов хорошо отзывался о Бурматове, работавшем до этого в политотделе соседней дивизии. Но в эту неделю Василий Иванович лишь два раза виделся с новым комиссаром Пугачёвского полка и теперь очень жалел, что так мало успел его узнать.
«Операция предстоит не из лёгких, — думал Василий Иванович, ускоряя шаг. — Белые все свои силы стянули к Уфе. Но нынче ночью наша разведка будет на том берегу… Сошёлся ли Бурматов с народом? Подготовил ли бойцов к сражению?»
Когда Чапаев подошёл к церкви, митинг уже начался. Стараясь быть незамеченным, Василий Иванович остановился позади бойцов.
На белых каменных плитах церковного крыльца стоял Бурматов. Это был рослый молодой человек с открытым загорелым лицом и большими, сильными руками молотобойца.
— Товарищи красноармейцы! — громко говорил комиссар, в волнении сжимая в руке свёрнутую трубкой ученическую тетрадь. — Предстоят решающие бои. Но чапаевцы всегда были храбрыми и смелыми. Чапаевцы всегда громили белопогонников. Они и на этот раз вдребезги разобьют потрёпанную армию Колчака!
Красноармеец, стоявший впереди Василия Ивановича, толкнул локтем своего товарища и вполголоса, хрипловато сказал:
— А комиссар этот тоже такой… — Он поправил ремень и добавил: Подходящий человек. Из нашего брата, с таким и в огонь и в воду.
— Всего неделю у нас, а уж почти каждый его знает, — согласился другой боец. — И поговорит, и посоветует, и в общеобразовательном кружке занятия наладил… По всему видать — настоящий большевик!
На красноармейцев зашикали окружающие, и они смолкли.
Бурматов уже кончил свою короткую речь и, достав из кармана огрызок карандаша, приготовился записывать желающих пойти в опасную ночную разведку.
Высокий светлоусый боец из первого ряда расправил плечи и, стукнув кулаком в грудь, опоясанную пулемётными лентами, медленно пробасил:
— Пиши меня для начала… Порфирий Лаптев!
И тут же со всех сторон послышались голоса:
— Ширкунова Герасима Сидорыча запиши!
— Петрова!
— Валеткина Ивана!
Комиссар едва поспевал записывать. Он уже исписал три страницы, а добровольцев по-прежнему было много.
Придерживая рукой шашку, Василий Иванович направился к церкви своей лёгкой, стремительной походкой.
Он взбежал по каменным ступенькам на высокое крыльцо и запросто поздоровался с Бурматовым:
— Молодчина, комиссар, все душеньки солдатские настежь открыл!
Увидев любимого своего командира, пугачёвцы дружно закричали «ура».
Василий Иванович поднял руку, и в тот же миг полк замер.
С минуту он смотрел на загорелых и худых, в полинявших гимнастёрках красноармейцев, уставших от долгих походов и сражении, но готовых, как он твёрдо знал, по первому приказу неустрашимо ринуться на врага.
— Если мы не перейдём Белую, то вы не чапаевцы, а я не Чапаев. Но я верю… Уфа будет наша! Комиссар тут правильно сказал: конец скоро колчаковцам! Да не только их конец наступает. Мы разобьём всех врагов революции!
Снова мощное «ура» прокатилось по рядам.
Чапаев наклонился к комиссару и сказал:
— Хватит записывать.
И потянулся за тетрадкой.
— Одну секунду! — Комиссар как-то особенно поспешно вписал последнюю фамилию.
Чапаев неторопливо просмотрел список.
— Сорок восемь. Достаточно, — сказал он и ещё раз заглянул в конец списка. — Бурматов, что, и ты собираешься?
— Так точно, товарищ Чапаев, — чётко проговорил комиссар и, помедлив мгновение, продолжал: — Я так думаю, Василий Иваныч: раз я призываю красноармейцев, я и сам должен быть вместе с ними. На то я и коммунист. А коммунисты у нас в армии всегда первыми идут в бой.
— Вот это правильно! — кивнул Василий Иванович. Внимательно глянув в загорелое, взволнованное лицо Бурматова, он прибавил, ласково потрепав его по плечу: — Старайся во всём быть как Фурманов. Лучше не знаю комиссара!
ПИАНИНО
На край подушки упал солнечный блик. Медленно передвигаясь по кумачовой наволочке, он приблизился к спящему, взобрался ему на ухо и, пробежав по загорелой, кирпичного отлива щеке, заглянул в закрытые глаза. Поморщив лоб, Василий Иванович проснулся.