Рассказы о лорде Питере
Шрифт:
ОТРАЖЕНИЕ В ЗЕРКАЛЕ
(перевод Л. Серебряковой)
Маленький вихрастый человечек читал с таким интересом, что Уимзи не решился заявить права на свою собственность и потому, придвинув к столу другое кресло и поставив поближе свою выпивку, стал наслаждаться романом Данлопа [32] , который, как всегда, украшал один из столов гостиной.
Маленький человечек читал, поставив локти на подлокотники кресла и низко склонив над книгой взъерошенную рыжую голову. Он тяжело дышал и, переворачивая страницу, прибегал к помощи обеих рук, при этом опуская толстый том на колени. Да, искушенным читателем его не назовешь,
32
Данлоп Джон Колин (1785—1842) — шотландский писатель и критик.
— Извините, сэр, это ваша книга? — У него был довольно тонкий голос и типичный выговор кокни [33] .
— О, не беспокойтесь, — любезно ответил Уимзи. — Я знаю ее наизусть, но всегда держу под рукой, на всякий случай. В ней всегда можно найти что-нибудь занимательное, если вдруг на весь вечер застрянешь в таком месте, как это.
— Этот писатель Уэллс, — продолжал рыжеволосый мужчина, — он, что называется, малый с головой, не так ли? Диву даешься, как правдиво он все изображает, хотя некоторые вещи, про которые он пишет, вряд ли могут произойти. Взять хотя бы этот рассказ; как вы думаете, сэр, то, что там написано, оно могло с кем-нибудь случиться, ну, скажем, с вами или со мной?
33
Кокни — диалект жителей одного из лондонских предместий — Ист-Энда.
Уимзи бросил взгляд на страницу.
— «История Платтнера», — сказал он. — Это о школьном учителе, которого занесло в четвертое измерение, а когда он вернулся, оказалось, что левая и правая стороны у него поменялись местами. Нет, не думаю, чтобы подобная вещь действительно могла произойти, хотя, конечно, очень заманчиво поиграть с идеей четвертого измерения.
— Видите ли, сэр, — человечек замялся и смущенно взглянул на Уимзи, — я не очень понимаю про это четвертое измерение. Я даже не знаю, где такое место находится, но кто занимается наукой, они все это понимают, можно не сомневаться. А вот насчет левой-правой стороны — это факт, можете мне поверить. Знаю по собственному опыту.
Уимзи протянул ему свой портсигар. Маленький человечек машинально потянулся к нему левой рукой, но, видимо, поймав себя на этом движении, переменил руку.
— Вот видите, я левша — если не слежу за собой. Как и Платтнер. Я борюсь с этим, но все бесполезно. Хотя я бы и не имел ничего против, на свете много таких, как я, и они думать про это не думают. Но у меня другой случай. Ужасно боюсь, как бы я чего не натворил в этом четвертом или каком там измерении. — Он глубоко вздохнул. — Меня страшно беспокоит, кто я такой. Просто не знаю, что и думать.
— А что если вы расскажете мне свою историю? — предложил Уимзи.
— Я вообще-то не люблю об этом говорить: люди могут подумать, что я тронулся. Но меня это в самом деле беспокоит. Каждое утро, как только проснусь, сразу начинаю думать, что же я делал ночью и то ли сегодня число, какое должно быть. Места себе не нахожу, пока не увижу утреннюю газету, и даже тогда...
Ну ладно, расскажу, если вы не заскучаете и не сочтете нескромностью с моей стороны. Все началось... — Он остановился и, явно нервничая, оглядел комнату — ...Нет, никого не видно. Не могли бы вы, сэр, на минуточку положить руку вот сюда...
Он расстегнул сильно поношенный двубортный жилет и приложил
— Пожалуйста, — сказал Уимзи, выполняя его просьбу.
— Что-нибудь чувствуете?
— А что я должен чувствовать? — спросил Уимзи. — Сердцебиение? Можно тогда пощупать пульс.
— Дело в том, сэр, что с этой стороны вы сердца не услышите, — пояснил маленький человечек. — Приложите руку к другой стороне груди.
Уимзи послушно передвинул руку.
— Кажется, я различаю легкое сердцебиение, — помолчав, сказал он.
— Вот видите! А разве вы могли подумать, что сердце будет у меня справа. Я хотел, чтобы вы сами в этом убедились.
— Результат какого-нибудь заболевания? — сочувственно спросил Уимзи.
— В некотором роде. Но это еще не все. Печень у меня тоже не в той стороне, где она должна находиться, да и другие органы... Я был у доктора, и он мне сказал, что у меня все наоборот. Аппендикс, например, был у меня с левой стороны — конечно, до тех пор, пока его не вырезали. Хирург говорил потом, что во время операции он чувствовал себя левшой, если можно так сказать.
— И правда, необычно, — согласился Уимзи. — Но, думаю, такие вещи иногда случаются.
— Может быть, но только не при таких обстоятельствах. Со мной это произошло во время воздушного налета.
— Во время воздушного налета? — поразился Уимзи.
— Именно. И если бы только это... Мне тогда было восемнадцать, и меня только что призвали в армию. До этого я работал в агентстве «Кричтон» в отделе упаковки — думаю, слышали: «Кричтон за Великолепную Рекламу»? У них есть конторы в Холиборне... Моя мать жила в Брикстоне, меня отпустили на денек из учебного лагеря, и я приехал ее навестить. Как водится, зашел к одному-другому приятелю, а вечером собирался пойти в Столл, в кино. После ужина все и произошло. Я как раз пересекал Ковент Гарден Маркет, когда услышал вдруг страшный грохот. Мне показалось, что бомба разорвалась прямо у моих ног, и сразу все почернело. Больше я ничего не помню.
— Я думаю, во время этого налета и был сметен с лица земли Олдем.
— Да, это произошло 28 января 1918 года. Так вот, что со мной случилось, я не знаю. Но потом уже помню, иду я куда-то средь бела дня, вокруг меня зеленая трава и деревья, поблизости какой-то водоем и чувствую себя так, будто с луны упал, — ничего не понимаю.
— Боже милостивый! — воскликнул Уимзи. — И вы думаете, это было четвертое измерение?
— Нет, нет... Когда я снова стал соображать, то понял, что это Гайд Парк. Я иду мимо Серпантина [34] , на скамейке сидят несколько женщин, а рядом играют дети.
34
Серпантин — пруд в Гайд Парке.
— Вы были ранены?
— В том-то и дело, что нет, если не считать большого синяка на бедре — наверное, обо что-то ударился. Меня пошатывало. Про воздушный налет я начисто забыл и никак не мог сообразить, почему нахожусь здесь, а не в агентстве «Кричтон». Я посмотрел на часы, но они стояли. Мне захотелось есть. Я порылся в карманах и нашел немного денег — гораздо меньше, чем, по моим подсчетам, у меня должно быть. Но ничего не поделаешь: нужно было хоть чего-нибудь поесть. Поэтому я вышел из парка через Мрамор и направился в «Лайонз». Там я заказал два яйца и чай и, в ожидании заказа, взял газету, которую кто-то оставил на стуле. И то, что я увидел, окончательно меня доконало. Надо сказать, к этому времени в голове у меня немного прояснилось, и я вспомнил, что шел в кино и что было это 28 января. На газете же, которую я подобрал, стояло — 30 января. У меня выпал из памяти целый день и две ночи!