Рассказы о Москве и москвичах во все времена
Шрифт:
Да, нет теперь и «Жигулей». Хоть слезы лей. Да только прошлое, сколько ни плачь о нем, сколько ни поминай, все одно — не вернуть. Да и надо ли? Пусть проживает в воспоминаниях.
— А пиво, однако, и здесь ничего, — замечает Данилов, опуская кружку на покрытый скатертью стол.
Нам пиво жить и любить помогает!
За стойкой пивного бара на ВВЦ, как дрессировщица на манеже, грациозно движется молодая особа с белокурой, роскошной гривой. Я давно за ее выступлениями наблюдаю. Ее зовут Люда, и мужички к ней часто подходят просто так, чтобы получше ее разглядеть. Всякие
Любимое занятие Люды — решать кроссворды. Глядя на меня внимательно, возможно, даже испытывающе, спрашивает: «Любовная связь супругов на стороне?» Я выдерживаю этот тонизирующий взгляд и с вызовом отвечаю: «Адюльтер». Она подсчитывает карандашом клетки в строчке кроссворда и объявляет многозначительно: «Подходит». Но это только слова: Люда 17 лет замужем и ни разу мужу не изменяла. И не собирается. А пиво из ее рук трезвенно охлаждает и кажется особенно вкусным. Люда наливает в кружку всегда под рисочку.
А публика такая: одна молодежь. В основном бритоголовая и очень шумная. Хотя, бывает, забредет и семейка приезжая перекусить, гости столицы. Пельмени здесь готовят вкуснейшие. Глава семейства пивка закажет себе, своей половине тоже что-то по вкусу, детишкам — по мелочишке, водичку какую-нибудь.
Усядется глава, пригубит кружечку, а сам на Люду поглядывает, пока жена под столом ногой не двинет ему как следует: нечего понапрасну варежку разевать.
Все хорошо бы, да музыка уж очень гремит. Нормальному человеку долго не выдержать. Этим, кстати, грешат и многие другие места московского общепита: люди приходят пообщаться, а им по ушам мешалкой…
А пиво меж тем, как напиток коварный, незаметно вершило подрывное, тайное дело. Кто не знает: пьешь-пьешь в свое удовольствие, а потом как взовьешься! И никакая сила не удержит на месте… А после — ничего, опять жизнь в радость.
Пиво можно просто пить, а можно преданно любить.
У входа в пивную на Малой Якиманке — тяжелый якорь с массивной цепью. Говорят, на нее особо буйных временами сажают. Внутри — уютная теснота. Всего четыре стола на шесть мест каждый. За стойкой в это время священнодействует Олечка. Я ее про себе Золушкой называю, потому что, как только наступает половина девятого, она срывается с места и исчезает.
— Ну-ка, ну-ка… — потянул Данилов меня за рукав. — Чую запах какой-то… Постой… Спецслужбой пахнет. Присядем и оглядимся.
— Ну ты, брат, даешь! — удивился я. — Эта пивнушка — любимейшее место офицеров ФСБ и налоговой полиции! Еще и артисты любят сюда захаживать. И как только ты угадал…
— Погоди. Вот этот, — он указал взглядом на крепко сбитого мужчину со скромным лицом Джеймса Бонда и мгновенно обезоруживающей улыбкой молодого Никулина, — вот этот только что вернулся с опасного боевого задания.
— Нет, — говорю я уверенно. — Он прямо из бани сюда.
— А ты откуда знаешь? — теперь удивился Данилов.
— А мы вместе в баню ходим. По четвергам.
Оляфея поманила меня хитренько пальчиком и многозначительно отворила дверь стойки.
— Пойдем-ка, я его тебе покажу, — позвал я Данилова. И мы оба проскользнули за стойку.
На двери секретного, только для своих работников и пользующихся особым доверием, туалета висит табличка: «Зав. отделом кадров. Прием по личным вопросам
— Пойдем, гусей покормим, — говорю я ему.
— Кого?! — поперхнулся Данилов, отпивая пиво из кружки.
— И кроликов тоже.
На тайном, закрытом дворике, видимо, для отдохновения работников спецслужб содержится небольшой зоопарк. Чтобы они могли непосредственно пообщаться с живой природой. Животные, однако, погладить себя не дали, а гуси явно изготовились к атаке, и мы поспешили ретироваться, сопровождаемые гусиным гоготом.
Пью я пиво каждый день — год за годом. И не лень.
Сидим мы в пивной-закусочной в Камергерском переулке с альтистом Даниловым, воплотившимся в реального своего создателя Владимира Викторовича Орлова, за двухместным столиком, и никто нам говорить не мешает. Орлов каждый день, уже который год, заходит сюда. И всегда в определенное время. Поработает, попишет, чего ему замышляется, пропустит пару кружек. Здесь всегда свежее вкусное пиво.
О чем говорили? О старых друзьях — о тех, кого нет уже, и тех, с кем просто долго не виделись. Наши сведения дополняли друг друга. Спросил его, как возник замысел написать совершенно необычный роман — «Альтист Данилов». Случайно вроде бы. В лесу, кажется. А может, и в городе. Словно волна какая нашла. Сел и рассказ написал «Что-то зазвенело». И 16 лет не мог его напечатать. И вообще его лет семь не печатали и за границу не выпускали: какая-то сволочь, видно, стукнула.
Мы вдоволь попили пива, а потом попрощались, и он, немного ссутулившись, быстрыми мелкими шажками двинулся домой.
Государственный универсальный его поэт воспел оригинально
ГУМ! Святилище культурной торговли, русская Мекка всесокрушающего и всепоглощающего потребления. И притом — памятник архитектуры мирового значения. Разумеется, когда мы приходим в магазин, то об этом не думаем. Может, и потому, что просто не знаем, что это великолепное здание — памятник.
Он остался универсальным. А вот насколько он государственный — решать не берусь. Акции АО «Торговый дом ГУМ» продавались не только на Московской бирже ценных бумаг, но и на Лондонской, Берлинской, Франкфуртской и, кроме того, в США. Поди уследи, вычисли их всех, владельцев нынешних… Среди них на виду по крайней мере четыре иностранных и международных компании с повсеместно известными именами.