Рассказы о Суворове и русских солдатах
Шрифт:
Подошел секунд-майор, наклонился к Суворову. А тот таинственно, шепотом:
– Высунь язык.
Калачинский высунул.
– Вот твой главнейший враг, - произнес Суворов.
СТОРОНИСЬ!
Суворов любил лихую езду. То ли верхом, то ли в возке, но непременно так, чтобы дух захватило, чтобы ветер хлестал в лицо.
Дело было на севере. Как-то Суворов уселся в санки и вместе с Прошкой отправился в объезд крепостей. А в это время из Петербурга примчался курьер, важные бумаги привез Суворову.
– К фельдмаршалу срочно, к Суворову!
– Уехал Суворов, - объяснили курьеру.
– Куда?
– В крепость Озерную.
Примчался офицер в Озерную:
– Здесь Суворов?
– Уехал.
– Куда?
– В крепость Ликолу.
Примчался в Ликолу:
– Здесь Суворов?
– Уехал.
– Куда?
– В Кюмень-град.
Прискакал в Кюмень-град:
– Здесь Суворов?
– Уехал...
Уехать Суворов уехал, да застрял в пути. Один из коней захромал. Пришлось повернуть назад. Двигались шагом, едва тащились. Прошка сидел на козлах, дремал. Суворов нервничал, то и дело толкал денщика в спину, требовал погонять лошадей.
– Нельзя, нельзя, ваше сиятельство, конь в неисправности, - каждый раз отвечал Прошка.
Притихнет Суворов, переждет и снова за Прошкину спину. Не сиделось фельдмаршалу, не хватало терпения тащиться обозной клячей.
Проехали версты две, смотрит Суворов - тройка навстречу. Кони птицей летят по полю. Снег из-под копыт ядрами. Пар из лошадиных ноздрей трубой.
Суворов аж привстал от восторга. Смотрит - вместо кучера на козлах молодой офицер, вожжи в руках, нагайка за поясом, папаха на ухе, кудри от ветра вразлет.
– Удалец! Ой, удалец!
– не сдержал похвалы Суворов.
– Фельдъегерь, ваше сиятельство, - произнес Прошка.
– Видать, не здешний, из Питера.
Смотрит Суворов, любуется. Дорога зимняя узкая, в один накат. Разъехаться трудно. А кони все ближе и ближе. Вот уже рядом. Вот уже и храп и саночный скрип у самого уха.
– Сторонись!
– закричал офицер.
Прошка замешкал: не привык уступать дорогу.
– Сторонись!
– повторил офицер и в ту же минуту санки о санки - бух!
Вывалились Суворов и Прошка в снег, завязли по самый пояс.
Пронесся кучер, присвистнул, помчался дальше.
Поднялся Прошка, смотрит обозленно фельдъегерю вслед, отряхивает снег, по-дурному ругается.
– Тише!
– прикрикнул Суворов и снова любуется: - Удалец! Помилуй бог, какой удалец!
Три дня носился офицер по северной русской границе. Наконец разыскал Суворова.
– Бумаги из Питера, ваше сиятельство.
Принял Суворов бумаги, взглянул на фельдъегеря и вдруг снял со своей руки перстень и протянул офицеру.
– За что, ваше сиятельство?!
– поразился курьер.
– За удаль!
Стоит офицер, ничего понять не может, а Суворов опять:
– Бери, бери. Получай! За удаль. За русскую душу. За молодечество!
БАРИН
Суворов жил во времена крепостного права. Он и сам был крупным помещиком. Под Москвой, под Владимиром, Костромой, Пензой и Новгородом находились земли и имения графа Суворова. Несколько тысяч душ крепостных крестьян принадлежало фельдмаршалу.
В новгородском имении графа Александра Васильевича Суворова крестьяне с нетерпением ждали приезда барина.
Изнемогли мужики. Замучил их своими придирками графский управляющий Балк. Вот и решили мужики дождаться приезда Суворова, прийти к нему и все рассказать. Прибыл Суворов. Явились крестьяне.
– Как звать?
– обратился фельдмаршал к первому.
– Денис Никитин.
– Про что жалоба?
– Сечен, батюшка.
– За что сечен?
Принялся Никитин объяснять, что зимой, проходя по барскому полю, нашел он подгнивший сноп хлеба. Подобрал его Никитин, поволок домой. Однако дорогой был встречен Балком, схвачен управляющим и выпорот.
– Правильно выпорот, - сказал Суворов, - на барское рот не разевай.
– Так сноп же подгнивший. Завалящий. Ему же все равно пропадать...
– Не твое дело, - прервал Суворов.
– За порчу с управляющего спрос. Ступай. А что у тебя?
– обратился ко второму мужику.
– Сечен, батюшка.
– За что сечен?
– Шапку не снял перед Балком, ваше сиятельство.
– Шапку снимай, - ответил Суворов.
– Правильно сечен.
– Так я же не заметил. Без злого умысла, ваше сиятельство.
– Впредь замечай. Будет наука. Ну, а ты?
– обратился к горбатой старухе.
– Сечена, батюшка, сечена, - зашамкала та, - недоимки у меня: три рубля двадцать копеек.
– Помилуй бог, - воскликнул Суворов.
– Три рубля двадцать копеек! Верни. Немедля верни.
– Так где же их взять?
– Корову продай.
– Так нет же коровы.
– Займи.
– Так у кого же занять?!
– Ступай, - прекратил разговор Суворов.
– Верно сечена. За недоимки управляющему наказ и впредь батогами жаловать.
Больше жалобщиков не нашлось. Расходились мужики разочарованные.
– Барин, как есть барин!
– говорили они.
НЕВЕСТЫ
Приехал как-то Суворов под Владимир в свое имение Ундол, прошелся по улице, повстречал группу парней:
– Женаты?
– Нет, ваше сиятельство.
– Почему не женаты?
– Так невест на селе нет.
Вызвал Суворов управляющего, стал кричать:
– Парни как дубы выросли. Почему не женаты?
– Невест же нет на селе.