Рассказы о Суворове и русских солдатах
Шрифт:
СЛАВА
Генерал князь Барохвостов завидовал суворовской славе. Вот однажды он и спрашивает у одного из солдат:
– Скажи мне, братец, почему Суворова в армии любят?
– Это потому, ваше сиятельство, - отвечает солдат, - что Суворов солдатскую пищу ест.
Стал Барохвостов есть так же, как и Суворов, щи и солдатскую кашу. Кривится, но ест. Хочется, видать, генералу суворовской славы.
Прошло несколько дней, но славы у Барохвостова не прибавилось. Он опять спрашивает
– Что же это слава у меня не растет?
– Это потому, ваше сиятельство, - отвечает солдат, - что Суворов не только ест щи и кашу, но и спит по-солдатски.
Стал и Барохвостов спать по-солдатски - на жестком сене в простой палатке. Натирает генерал изнеженные бока, мерзнет от холода, но терпит. Уж больно ему хочется суворовской славы.
Прошло еще несколько дней, а генеральская слава все не растет. И снова он вызвал солдата:
– Говори, какой еще секрет у Суворова?
– А тот, - отвечает солдат, - что фельдмаршал войска уважает.
Принялся и князь Барохвостов уважать своих подчиненных, ласковые слова говорить солдатам.
Но и теперь генеральской славы не прибавляется. Смотрят на него солдаты, промеж себя усмехаются. Всего-то и только.
Стал злиться тогда генерал. Снова кликнул солдата-советчика.
– Как же так, - возмущается князь Барохвостов.
– Щи и кашу ем, сплю на соломе, ласковые слова говорю солдатам - почему же слава ко мне не идет?!
– Это потому, ваше сиятельство, - отвечает солдат, - что и это еще не все.
– Что же еще? Какие еще такие секреты у Суворова!
– А те, - отвечает солдат, - что Суворов умеет бить неприятеля по-суворовски. Славу великую родине добыть умеет.
Тогда и Барохвостов решил бить неприятеля и добывать родине великую славу. Только как-то с этим у Барохвостова не получалось. Поэтому и не пришла к нему слава, поэтому и помер он в неизвестности.
А слава о Суворове осталась в веках. И каждый Суворова знает.
Глава вторая
ПРИВЫКАЙ К ДЕЯТЕЛЬНОСТИ НЕУТОМИМОЙ
ПРОШКА
Когда Прошка попал в денщики к Суворову, солдат немало обрадовался. "Повезло!
– подумал.
– Не надо будет рано вставать. Никаких ротных занятий, никакого режима. Благодать!"
Однако в первый же день Прошку постигло великое разочарование. В четыре часа утра кто-то затряс солдата за ногу.
Приоткрыл Прошка глаза, смотрит - Суворов.
– Вставай, добрый молодец, - говорит Суворов.
– Долгий сон не товарищ богатырю русскому.
Оказывается, Суворов раньше всех подымался в армии.
Поднялся Прошка, а тут и еще одна неприятность. Приказал фельдмаршал притащить ведро холодной воды и стал обливаться.
Натирает Суворов себе и шею, и грудь, и спину, и руки. Смотрит Прошка, выпучил глаза, - вот так чудо!
– Ну, а ты что?
– закричал Суворов. И приказал Прошке тоже облиться.
Ежится солдат с непривычки, вскрикивает от холода. А Суворов смеется.
– В здоровом теле дух, - говорит, - здоровый.
– И снова смеется.
После обливания вывел Суворов Прошку на луг. Побежал фельдмаршал.
– Догоняй!
– закричал солдату.
Полчаса вслед за Суворовым Прошка бегал. Солдат запыхался, в боку закололо. Зато Суворов хоть и стар, а словно с места не двигался. Стоит и снова смеется.
И началась у Прошки не жизнь, а страдание. То устроит Суворов осмотр оборонительным постам - и Прошка целые сутки в седле трясется, то учинит поверку ночным караулам - и Прошке снова не спать. А тут ко всему принялся Суворов изучать турецкий язык и Прошку заставил.
– Да зачем мне басурманская речь?
– запротивился было солдат.
– Как - зачем!
– обозлился Суворов.
– Турки войну готовят. С турками воевать.
Пришлось Прошке смириться. Засел он за турецкий букварь, потел, бедняга, до пятого пота.
Мечтал Прошка о тихом месте - не получилось. Хотел было назад попроситься в роту. Потом привык, привязался к фельдмаршалу и до конца своих дней честью и верой служил Суворову.
"ПАХУЧКА"
Из Петербурга на службу к Суворову прибыл молодой офицер. Князь Мещерский. Одет офицер по последней моде: щегольской мундир, башмаки лаковые, шелковые чулки до самых колен. Напомажен, напудрен.
Явился поручик к фельдмаршалу на доклад, словно не в штабную избу, а на званый обед во дворец пожаловал.
Втянул в себя Суворов непривычный запах.
– Помилуй бог!
– воскликнул.
– Пахучка!
– Что?
– не понял Мещерский.
– Духи, говорю, - произнес Суворов, - пахучие.
– Французские, - похвастал поручик.
Смотрит Суворов на приехавшего и опять "восхищается":
– А наряд-то, наряд-то какой! Чудо-наряд! И, должно быть, немало плачено.
– Полтысячи золотых, - с гордостью ответил Мещерский.
– Помилуй бог! Помилуй бог!
– воскликнул Суворов.
– А не прокатиться ли нам, милый, верхом?
– вдруг предложил поручику.
Обрадовался молодой офицер. Сели они верхом на казацких коней. Тронулись. Сидит Мещерский на коне - собой любуется: вот он, мол, какой и молодой, и красивый, и рядом с Суворовым едет.
Целый день таскал Суворов за собой новичка по разным местам. Выбирал дорогу неезженую. Гнал лошадей через грязь и болота, через овраги и перелески. Дважды пускал вброд через реки.