Рассказы о животных
Шрифт:
Благоприятные условия для размножения складываются при повторных урожаях орехов или когда шишки, «присыхая» к ветвям, не опадают до следующего лета. Однако и в этих правилах есть исключения. Иногда даже повторные высокие урожаи кедра или одновременные кедра и дуба не вызывают возрастания численности белки. Случается и наоборот: численность растет при явном недостатке кормов.
В последние годы охотоведы и зоологи приходят к поразительным выводам, не укладывающимся в прочно сложившиеся представления. Оказывается, прямой и определенной зависимости между плодовитостью и обеспеченностью кормами нет и динамика численности обусловливается в первую очередь не пищей. Тут, очевидно, действуют таинственные внутрипопуляционные механизмы саморегуляции, мало зависящие от количества кормов. А если учесть, что немало зверьков гибнет от различных болезней, неблагоприятной погоды и множества других факторов, то в обобщенной схеме можно предположить, что цикличность колебания численности белки определяется внутрипопуляционными, вероятно генетическими, механизмами, а размахи колебаний — условиями среды обитания. Пики численности бывают через три — пять лет. В разных регионах через разные промежутки, а величина их, как и сокращение поголовья, изменяется в десятки раз.
Практическое значение белки в охотничьем хозяйстве нашего государства велико и серьезно. В двадцатых — тридцатых годах ежегодно заготавливалось 13–14 миллионов беличьих шкурок, и они занимали среди охотничьей пушнины по общей стоимости первое место. Но в сороковых годах прошлого века среднегодовые заготовки сократились до девяти миллионов шкурок, в пятидесятых — до пяти — семи, в настоящее время они стабилизировались — около трех — четырех миллионов в год. Причин более чем трехкратного уменьшения заготовок, а следовательно и численности, много. Одна из главных — резкое увеличение поголовья соболя и сокращение площадей хвойных лесов.
Охотятся на белку преимущественно с ружьем и собакой. Начало охоты обычно совпадает с первыми снегопадами: белку ищут по следам, шороху, высматривают. Опытные охотники хорошо знают, что при ясной безветренной погоде ее больше по склонам гор и на хребтах, а в ненастье и при ветре — в поймах рек и распадках. В зависимости от погоды и выбирается место охоты.
В белковании много своеобразной прелести. Особенно хороша эта охота в конце осени: еще тепло, снега мало и погода великолепная. Охотник выходит из зимовья чуть свет, до разгара активности белки. Его тесно окружают величественные деревья, среди которых глаз привычно выделяет темные силуэты островерхих елей, могучие кроны кедров, сплетения ветвей ясеней, берез. Торжественную тишину леса нарушает лишь хруст под ногами подмороженного снежка и листьев. Охотник невольно останавливается и до звона в ушах вслушивается, улавливая шорох полевок, гулкое падение шишек и далекие звуки тайги.
Вдруг совсем рядом зауркала и зацокала белка. Вот она сидит на нижнем сучке дерева и недовольно осматривает человека своими широко расставленными глазами, нервно подергивая распушенным хвостом и нервно постукивая лапками по дереву…
Подняв с земли первый трофей, охотник вслушивается, не выдаст ли себя шорохом другая белка, не мелькнет ли на фоне светлеющего неба третья… Вон бегает! И там где-то шуршит! И здесь, прямо над головой, заурчала, заругалась на непрошеного гостя.
Беличий промысел увлекателен, но вместе с тем для охотника это очень тяжелая работа. Вставать ему приходится рано, а ходить по лесу до самого вечера. За десять часов белкования человек так устает, что ему бы добраться до зимовья. Но вместо отдыха нужно снять шкурки, нарубить дров, сварить ужин, приготовить на следующий день боеприпасы. И так изо дня в день.
Жизнь белки тесно связана с лесом. Несомненно, что деятельность человека в лесах, особенно вырубка хвойных (и в первую очередь кедра), ведет к сокращению ее численности. Это печально, но ничего не поделаешь. У каждого вида есть свое прошлое, настоящее и будущее. Через несколько десятков лет промысловое значение белки, вероятно, снизится, но она станет обычной в пригородных лесах и парках. Будет радовать людей красотой, акробатической ловкостью, доверчиво брать из человеческих рук лакомства.
В неволе белка живет до десяти и даже одиннадцати лет, но на свободе ее век недолог. У этого зверька множество врагов, и главные из них — хищные птицы.
Белка легко привыкает к людям. Если ее не тревожат, да еще и заботятся о ней, она совершенно теряет страх перед человеком, безбоязненно идет к нему. Содержащиеся в квартирах зверьки до того свыкаются с необычной обстановкой, что считают людей гостями на своем участке обитания.
О, как было бы приятно держать милую неугомонную хлопотунью в квартире, если бы она была хоть немного поспокойнее, не металась бы без устали со стенки на гардероб или антресоли, со штор на горку посуды, с телевизора на вашу голову, если бы не оставляла следы своих острых зубов на книгах и полировке мебели, не растаскивала бы кухонные запасы продовольствия и не раскладывала по самым неожиданным местам — в книжные шкафы, в обувь, в бельевой шкаф, телевизор, даже под простыни и подушки; если бы не выворачивала карманы у хозяев, а еще хуже — у гостей и не утаскивала бы из них платки, кошельки, сигареты, спички и прочее.
Беличье колесо удобнее и надежнее. Она носится в нем, вертится, грызет, цокает, урчит. Следит за вами, постоянно чего-то ожидая. Ест почти все: печенье, сливочное масло, конфеты, зефир. Но жизненно необходимы ей поливитамины и рыбий жир, всевозможные семечки и орехи. В клетке должен быть обязательно кусок мела или дерева: белке необходимо постоянно что-то грызть, потому что ее красивые оранжевые резцы растут всю жизнь и их надо регулярно стачивать, а то, чего доброго, и рот не закроется.
Но как бы хорошо ни было белке в квартире, ее место все же в лесу.
Летяга — планирующая белка
Однажды в ноябре мы вели полевые работы в верхнебуреинской тайге. Темно-белые силуэты деревьев смотрелись на густо-синем вечернем небе так рельефно и контрастно, что все потянулись к фотоаппаратам, хотя для съемок света было явно мало. Постепенно сумерки сгущались, и вдруг рядом с зимовьем мы увидели летягу. Голубовато-сереньким комочком она примостилась на свободной от снега ветке пихты, объедая ее иголки. Нас она изредка осматривала большими и темными глазами.
Когда мой товарищ попытался подойти к летяге поближе, приседая и настраивая фотоаппарат, она вдруг легко и изящно оттолкнулась от пихты, широко распростерла все четыре лапки, туго натянув между ними с обеих сторон от тела бархатные перепонки, расправила длинный пушистый хвост и красиво спланировала, плавно снижаясь, ловко лавируя меж деревьев.
Подлетев к стволу большой ели метрах в двадцати от нас, летяга приняла вертикальное положение, сложила перепонки, поднялась немного вверх, гася инерцию полета, легко шлепнулась по касательной на ствол всеми четырьмя лапками, обежала его вокруг дважды, а через несколько секунд осторожно выглянула и исчезла в густой кроне. Высматривали мы ее долго, но она затаилась надежно.
Мы собрались уже уходить, и вдруг от вершины той самой ели неожиданно оторвался зверек и запарил в воздухе по нисходящей кривой, а все зачарованно провожали его взглядами. Такая маленькая эта зверюшка — планирующая белка, или белка-летяга, — но удивительно интересная.
Летяга гораздо меньше белки, с которой несколько схожа и внешним видом, и образом жизни: длина ее тела достигает 20 сантиметров, а вес 130–210 граммов. Когда она неподвижно сидит, сжавшись в комочек и накрывшись хвостом, ее трудно заметить даже вблизи — так она мала.