Рассказы разных лет
Шрифт:
Из кустов показался медленно подходивший хирург. Замполит оборвал фразу и выжидательно покосился на него.
— Все готово, товарищ подполковник! Тяжелые погружены на машины, а также и весь обслуживающий персонал. Можно отправлять! — поднося ладонь к козырьку, доложил хирург.
Этим официальным обращением он хотел подчеркнуть, что отлично понимает всю сложность создавшейся обстановки.
Кандыба не без удовольствия оглядел несколько комическую фигуру маленького доктора,
— Валяй вези своих тяжелых, Павел Семеныч, — любовно глядя на него, как смотрят взрослые на дорогих им детей, сказал Кандыба.
За лесом сильнее загудели моторы. Гулко грохнул выстрел, за ним другой. Хирург поднял голову.
— Что это?
— А то, доктор, что сейчас же увози больных. Через двадцать минут будет поздно. Немцы подходят, — глядя в глаза хирургу, сказал подполковник. Лицо его стало строгим.
— А… а ты? — отступая на шаг, спросил хирург.
— Мы будем прикрывать вас и держать село, пока не подойдут наши. А теперь — спеши, друг, к машине.
И замполит крепко пожал руку оторопело глядевшему на него хирургу.
Врач молча повернулся и пошел назад. Несколько раз он останавливался, но сейчас же, словно его толкала неведомая сила, продолжал шагать дальше. Подбежавший красноармеец громко и тороплива докладывал Кандыбе:
— Немецкие танки… семнадцать штук с пехотой подошли к мосту, сейчас покажутся…
На дороге все гуще и тяжелее раскачивалось желтое пыльное облако, поднятое гусеницами машин.
Замполит приник к пулемету, тщательно вглядываясь в даль. Немецкие танки уже были видны простым глазом, напоминая собою больших темных быков, остановившихся на водопой. Немцы не двигались. Замершее село, с пустыми, безмолвными улицами, было опасно. Здесь могла быть засада.
— Боятся, черти! Эх, если бы сюда одну батарейку! — пробормотал Кандыба и, чувствуя, что кто-то влезает к нему в окопчик, оглянулся.
Рядом с ним, запыхавшись от бега, раскладываясь поудобнее, садился хирург.
— Ты чего здесь? Неужели перерезана дорога? — холодея от одной мысли, крикнул замполит.
— Нет, все в порядке! Машины с ранеными ушли, и дорога к станции свободна. А это что, немцы? — вглядываясь с любопытством вперед, спросил хирург.
— Немцы, немцы, черт тебя возьми! — обозлившись, закричал замполит. — Ты чего остался, чего ты сюда пришел? Ну скажи ты мне на милость! Ведь через пять минут здесь бой будет. Что я с тобой тогда делать буду, а? Подумал ты об этом, шалая башка? — срывающимся от досады голосом сказал Кандыба.
— Да ничего делать не надо. Вы деритесь, а я буду раненых перевязывать.
—
— Ну, тогда, значит, и я с вами, — перебивая его, просто сказал хирург, и его голос прозвучал так безмятежно, что в горле подполковника что-то защекотало.
Сердце его дрогнуло, нежная теплота разлилась по всему существу, а глаза, сухие, мужественные глаза солдата заморгали.
— Дружок ты мой Паша! — пересиливая волнение, сказал Кандыба, смахивая соленые, непривычные слезы. — Спасибо, браток! Но уходи лучше отсюда, пока можно.
— А ты, а остальные? — коротко спросил хирург.
— А я погибну здесь. Здесь будет могила старого конармейца казака Кандыбы, — сказал замполит и лег за пулемет.
По бледным щекам хирурга потекли гордые слезы. Он опустился возле друга и трепетным, срывающимся голосом сказал:
— Товарищ Кандыба, дорогой ты мой товарищ, первый раз в жизни жалею о том, что я не партийный.
— Уезжай, Паша, — вместо ответа сказал Кандыба.
Хирург молча, словно не слыша, смотрел на него.
— Пусть и моя могила будет тут же, — сказал он, раскладывая медицинскую сумку и доставая из нее перевязочный материал.
Замполит только вздохнул и, продолжая наблюдать за танками, левой рукой сжал ладонь хирурга.
От неподвижно стоявших немецких машин отделились три танка и несколько мотоциклов. Набирая скорость, они с треском и ревом пошли по дороге.
— Товарищ подполковник, влево из-за леса, в обход, движутся четыре танка, — сообщил наблюдавший за флангом лейтенант.
— Там не пройдут. У переезда заложены фугасы, — шепотом, словно боясь, чтоб его не услышали подходившие танки, ответил подполковник.
Мотоциклисты были уже возле заставы. Они на ходу стреляли из привинченных к рулям пулеметов, и их вразброд летевшие пули щелкали по ветвям, сбивая зеленую листву и поднимая пыльцу с сухой, сожженной солнцем земли.
Вдруг один из мотоциклистов покачнулся и, взмахнув руками, упал на дорогу. Пытаясь остановить машину, другой завихлял и вместе с нею свалился в кювет. Резкий стук наших трехлинеек влился в частую дробь автоматов, и горячий свинец защелкал по броне машин, сшибая с ног солдат.
— Огонь! — закричал замполит, и его единственное орудие сделало один за другим четыре выстрела.
Передняя машина остановилась. Под нею рванулось пламя, и буро-багровый дым охватил танк. Из длинных стволов других танков полыхнули желтые огни. Над окопом пронеслись снаряды, и хата, мимо которой полчаса назад проходил хирург, вздрогнула и завалилась.