Рассказы (с сайта автора)
Шрифт:
Постельные принадлежности шумеров довольно просты - это циновки и паласы. Кровать есть только у хозяина с хозяйкой, да и у них не всегда. Жители великого Шумера привыкли к простым жестким ложам - выбрал свободный пятачок пространства, расстелил циновку, вот постель и готова. Если погода хорошая, спят обычно во дворе или на крыше.
– Ну, у нас дома все почти так же, - заявил Шамшуддин, осмотрев свое новое жилище от крыши до подвала.
– Только немного просторнее - дедушкино поместье за городом, там места больше.
– Понятно, - равнодушно откликнулся Креол, ковыряя
– Ладно, для начала запомни несколько правил, Шам… Шамшуддин, да?
– Угу.
– Во-первых, ты теперь младший ученик. Так что открывать дверь гостям - теперь твоя работа.
– Думаю, это нетрудно, - дернул плечами Шамшуддин.
– Что еще?
– Во-вторых, никогда не перечь учителю. Сам видел, что бывает…
– Вот уж правда… - поежился Шамшуддин.
– Ты давно у него учишься?
– Месяц без двух дней. Тебе сколько лет?
– Пятнадцать.
– О, и мне пятнадцать!
– оживился Креол.
– Слушай-ка… а ты знаешь, что у тебя свет от головы отражается?
– Ненавижу эту лысину!
– вспыхнул Шамшуддин.
– Все принимают за жреца-евнуха!
– Ну, кроме них никто голову в детстве не бреет, - пожал плечами Креол.
– Да ладно, тебе уже пятнадцать - скоро начнут принимать за просто жреца. Необязательно евнуха.
– Мало утешает… - пробурчал Шамшуддин.
– Я хочу такие волосы, как у тебя.
– Конечно, хочешь, - гордо встряхнул смоляной копной Креол.
– У меня и борода уже пробивается! А у тебя?
– А у меня - нет!
– огрызнулся юный кушит.
– Расскажи еще про нашего учителя. Он вообще какой?
– Халай Джи Беш старый, тощий, злющий, жадный, все время орет, дерется палкой, никогда не моется и воняет тухлятиной, - скрупулезно перечислил все достоинства учителя Креол.
– Я это слышал!… - донеслось снизу.
– Ну, а про отличный слух я уже говорил, - закончил Креол.
– Кстати, теперь он меня опять изобьет.
– А ты… тебе что, все равно?
– недоверчиво посмотрел на него Шамшуддин.
– К боли тоже можно привыкнуть, - пожал плечами Креол.
– У меня была хорошая тренировка.
– Ну?…
– Понимаешь, дома у меня был дедушка… Архимаг Алкеалол. Он почти такой же бешеный, как Халай. И тоже любит подраться палкой. Кормилица рассказывала, что когда меня вынули из материнского чрева, дедушка первым делом щелкнул меня в нос.
– А ты?
– А я его укусил. Жалко, зубов еще не было. Но дедушка все равно остался доволен - сказал, что я весь в него. Я и правда на него похож.
– А что твой отец?
– Ну как сказать… - задумался Креол.
– По-моему, ему на меня вообще наплевать. Он вспоминал, что я есть, только когда мы случайно встречались. Мать я не помню - она давно умерла.
– И у меня тоже… - вздохнул Шамшуддин.
– Здорово, опять совпало!
– обрадовался Креол.
– Да уж… А почему тебя отдали Халаю?
– Почему, почему… Надо было, значит!
– непонятно с чего озлился Креол.
– Чего пристал?!
Почтенный Липит-Даган торговался с Халаем Джи Беш еще очень долго. Мелкопоместному аристократу совершенно не хотелось расставаться с любимыми монетами ради нелюбимого внука, из-за
Обычно в случаях, подобных тому, что произошло в доме Липит-Дагана, виновный либо выплачивает отцу девушки большой выкуп, либо женится на ней без права развестись. Но на сей раз дело изрядно затруднил рабский ошейник Бараки… Благонравные девицы очень редко снисходят до рабов, тем более чернокожих.
В конце концов двое скряг сошлись на девяноста сиклях серебра ежегодно плюс дополнительная плата, если Шамшуддин что-нибудь натворит или ему потребуется магическое лечение. Липит-Даган тут же передал старому магу три снизки по шестидесяти серебряных колец - за два первых года.
С оставляемым внуком Липит-Даган прощаться не стал. Он наконец-то сбросил с плеч бремя, так тяготившее его последние пятнадцать лет. Следующие пятнадцать лет это бремя будет лежать на плечах Халая Джи Беш. А что будет дальше?… Липит-Даган не брался загадывать. Ему уже перевалило за пятьдесят, он не был уверен, что доживет до того дня, когда Шамшуддин станет полноправным магом.
Если вообще станет - старого Халая недаром прозвали «потрошитель учеников»…
Солнце близилось к закату. Как обычно в это время, домой возвратились Хатаб и Халфа - усталые, пропотевшие. Тетушка Нимзагеси немедленно наложила им побольше ячменной каши - подкрепить силы.
– Это кто?
– спросил Шамшуддин, сидевший рядом с Креолом на галерейке внутреннего двора.
– Рабы, - пожал плечами тот.
– В доме Халая работы мало, поэтому часть рабов он сдает внаем. Они работают в гавани - домой возвращаются только на ночь.
– А, вот как… А сколько всего людей в этом доме?
– Ну… - задумался Креол, загибая поочередно пальцы.
– Из свободных - сам Халай, его правнук Эхтант… он тоже ученик, но старше нас. Я. Теперь еще ты. Рабов… м-м-м… десять. Дядюшка Нгешти слепой, но с простой работой справляется. Его жена стряпает на кухне. Хатаба и Халфу Халай сдает внаем. Их жены стирают, убираются, ходят за покупками и делают всякую другую работу. Еще у Халая есть три наложницы-рабыни - одна уже совсем старая и две молодых. Они тоже работают по хозяйству, а если в гости приходят другие маги, Халай подкладывает им в постель своих наложниц. Еще у Халфы и его жены есть ребенок - ему три года. Он меня раздражает, - хмуро проворчал Креол.
– Дети - это проклятие богов. Особенно мелкие.
Шамшуддин пересчитывал рабов одновременно с Креолом - у него тоже получилось десять. Он посмотрел на загнутые пальцы и спросил:
– Больше никого нету?
– Еще Асаггак, но он не совсем раб… да вон он как раз идет. Смотри, какое чучело.
Шамшуддин изумленно открыл рот - то, что медленно выползало из кладовки, вряд ли вообще было человеком. Закутанный в старое-престарое покрывало, расползающееся в дюжине мест, с пустыми бесцветными глазами, посеревшей кожей, лысой макушкой, сплошь покрытой уродливыми струпьями, и глубокой дырой на месте носа. Босые ступни передвигались с удивительной неспешностью - не слишком великое пространство меж кладовкой и кухней этот урод пересекал целую минуту.