Рассказы (сборник)

Харитонов Михаил Юрьевич

Денис не выдержал и прыснул: почему-то идея ехать на Комсомольскую без желудка показалась ему уморительно смешной. Женька попыталась сделать строгое лицо, но не получилось.

Потом они стояли, обнявшись, посреди улицы и по-конски ржали друг другу в волосы. Женькина рыжая чёлка щекотала шею, и от этого он чувствовал себя большим и счастливым.

— Ну хватит, — напустила на себя серьёзность девочка, когда они, наконец, перестали вжиматься друг в друга. — Мне, меж проч, правда на Комсомольскую надо. Я анализы не сдала. На яйцеглист, на сахар в крови и на это самое. Ну, на давление.

— Я тоже давление не мерил, — нашёлся Денис. — Давай вместе смахаем.

— Чего вместе? — не поняла Женька.

— Ну… смахнём. То есть смашем, — Женька по-девочоночьи хихикнула, Денис, как обычно, стушевался. — Махнём, в смысле, — выудил он, наконец, из памяти нужное словцо.

— Ага, щас. На велики сядем и махнём. Знаешь, сколько до Комсомольской? Штаны лопнут.

— Зачем на велике? В вагончике можно, — наивно сказал Денис.

— Не люблю вагончики, — Женька сделала губу мопсиком, — они тесные.

— Ну давай в разных поедем, — самоотверженно предложил Денис.

— Вот ещё придумал. Кто меня развлекать будет? — девочка тряхнула рыжей гривкой. — Ладно, чего с тебя взять. Давай, что-ли, смахнём. То есть смашем, — она опять хихикнула. — Блин, ну ты скажешь, тыщу лет не забуду.

— У меня с языком problems, — уныло признал очевидное Денис. — Все слова вроде знаю, а как их ставить правильно?

— Ставь как-нибудь так-нибудь, — посоветовала Женька. — чтобы красиво получалось.

— У тебя слух есть, — позавидовал Денис. — Потому что итальянская бабушка, наверное.

— Опять про бабашку, — поморщилась Женька. — Думаешь, итальянцы только арии поют? У них там, между прочим, капитализм. Настоящий. На всю жизнь.

— У них социальное государство, — сказал Денис. — Пенсии всякие, гарантии.

— Ну и глупо, — пожала плечами Женька. — Всё равно ведь капитализм получается, только с крашеной мордой. Лучше как у нас. Или туда, или сюда.

Денис тяжело вздохнул и отвёл глаза. С Женькой у него как раз получалось наоборот: ни туда, ни сюда.

Они шли по улице Марата, мимо выводка красных кирпичных домов старой постройки. Весной в них никто не жил, но ближе к лету пару домиков заселили: приехали старики-южане, привезли с собой крепкий виргинский табак и банджо, вечерами в саду жарили мясо на углях, на Первомай и День Единения пускали шутихи.

Зато сейчас на улице было тихо и пусто.

В конце улицы была остановка вагончиков. Блестящая струна стреляла солнечными зайчиками. Женька зажмурилась и закрывалась ладошкой.

Под прозрачной крышей остановки грелась на солнышке чернокожая бабушка и два пацана, судя по всему районские. Они чувствовали себя не в своей тарелке и оттого нахальничали: один сидел, разбросав ноги в стороны, другой подпирал собой стенку и жевал резинку, старательно выдувая пузыри.

— Здрасьте, когда приедут, не знаете? — одним духом выпалила Женька в бабусину сторону.

— I badly hear. Не ошень бистро, please, — попросила негритянка.

Женька поняла и вежливо перешла на английский.

Быстро выяснилось, что бабуся на самом деле говорливая. Нет, она не знает, когда будет вагончик, но вроде бы скоро должны дать. Да, она едет в сторону района, но не на Комсомольскую, а дальше, уже в самый город. А живёт она тут, в посёлке, на Второй Коттеджной, но в город ездит часто — там у неё знакомые, очень хорошие люди, да тут вообще все очень хорошие люди, она довольна, что приехала, потому что у неё это самое… ну, это, которое берут на анализ…

— Pressure, — подсказал Денис.

Ну да, охотно согласилась бабуся, pressure. Давление. У неё низкое давление, это понятно, возраст, человек устаёт с возрастом. Снашивается, как старый башмак. Уже не выдерживает темпа. Конкуренция — это конкуренция. Люди друг друга едят, как репу. Всю жизнь не на месте, не в своей тарелке — да-да, ей тут лучше. Гораздо, гораздо лучше. Вот у неё есть дочка, та совсем другая. Хотя и родилась уже после конвергенции, и росла здесь. То есть не здесь, а в Подмосковье, но всё равно в Союзе, а не там. Она очень быстро уехала. Теперь она в Нью-Джерси, она делает там какой-то businnes. И у неё совсем нет времени на других людей. Даже на маму. Зато теперь будет внук, он уже was born и скоро его привезут сюда учиться. А может быть, потом будет ещё один: дочка сказала по телефону, что хочет трёх детей, потому что это cool. То есть, в смысле, prestigious — это молодые теперь так говорят… Как бы они не говорили, children are well, это уж точно…

Звеня и сияя лаком, подлетели три вагончика. Районские тут же захватили передний, бабуся устроилась в заднем. Женьке с Денисом достался средней.

Хитрая девчонка уселась по ходу движения. Денису было всё равно как садиться, только бы смотреть на Женьку.

Разговора не получилось. Районские в соседнем вагончике включили какую-то громкую музыку — то ли то ли Сайруса Макговерна, то ли «Steep Spin», то ли ещё что-то такое, забойно-ударное. Женька тут же извлекла из кармана звучалки, протолкнула в ушки и врубила плеер.

— Дай послушать, — не выдержал Денис.

Женька пожала плечами, вытащила пластмассовую фигучку и протянула мальчику. Тот осторожно прижал её к уху. Далёкий голос пел по-русски про очи чёрные, очи страстные.

— Ну чего ты старьё слушаешь? — вздохнул он, отдавая клипсу.

— Дурак, — тут же обиделась Женька. — Это для тебя старьё. А русских песен больше нет.

— Ну ты опять, — предсказуемо надулся мальчик. — Просто на английском петь удобнее. Слова короче. Зато вся серьёзная литература на русском.

— Ли-те-ра-ту-у-ура, — передразнила Женька, сложив губы трубочкой. — Кому она нужна, серьёзная. А песни все слушают.

— И наука вся на русском, — напомнил Денис.

— Всё равно науку только учёные читают, — отбрила Женька, — а музыка всем нужна.

— Ну и какая разница? — не понял Денис.

— Страна общая, а музыка только американская, — упёрлась девочка. — Небось, лопатой гребут.

— Что гребут? — не понял Денис.

— Деньги гребут, вот что, — зло ответила Женька. — Знаешь, какие доходы в шоу-бизнесе?