Рассказы. Часть 1.
Шрифт:
Гарри Адамс внимательно слушал, пока доктор Питерс как астроном излагал ему суть дела в своей быстрой нервной манере. Его худощавое лицо, покрытое свежим загаром, казалось очень серьезным в свете лампы.
– Да, все это кажется весьма странным, – прокомментировал он. – Космос, в котором все галактики удирают от нашей. Но эта диаграмма на корпусе снаряда – вы сказали, что из нее следует, что эта штука была сделана, когда разбегание только началось?
– Да, – кивнул Питерс. – Видите ли, эта диаграмма выполнена
Но на изображении другие галактики почти касаются нашей. Другими словами, эта диаграмма была изготовлена, когда другие галактики только начали разбегаться. Это произошло около двух миллиардов лет, как я уже говорил. Две тысячи миллионов лет! Понимаете? Если этот многогранник действительно сделан в то время…
– Пока я понял, что от этих рассуждений у меня голова пошла кругом, – сказал Гарри Адамс, поднимаясь. – Пойду прилягу. Не знаю только, смогу ли заснуть.
Доктор Питерс пожал плечами:
– Пожалуй, можно и вздремнуть. Заказанное оборудование раньше утра все равно не прибудет.
Гарри Адамс залез на верхнюю из двух коек хижины и лежал в темноте, размышляя, что же это за визитер из открытого космоса и что же там внутри?
Его раздумья перетекли в туманные грезы, от которых он пробудился внезапно, обнаружив, что хибара ярко освещена солнцем. Он разбудил ученого, и после спешного завтрака они заторопились вниз, к тому месту дороги, куда доктор Питерс распорядился доставить заказанное оборудование.
Ждать им пришлось не более получаса. По узкой дороге прикатил лощеный мощный грузовик. Увидев их, водитель остановился. Они помогли ему разгрузить привезенное оборудование. Потом он развернулся и уехал обратно.
Гарри Адамс недоуменно оглядел кучу оборудования. Оно показалось ему чересчур простецким: дюжина опечатанных контейнеров с химикатами, несколько больших контейнеров из меди и стекла куча полосовой меди и проводов и несколько тонких стержней из эбонита. Он повернулся к доктору Питерсу, который тоже разглядывал эту кучу.
– Мне это здорово напоминает свалку, – сказал репортер. – И как вы собираетесь всем этим барахлом распорядиться, чтобы разморозить кристаллизованную энергию многогранника?
Питерс растерянно взглянул на него.
– Не знаю, – медленно пробормотал он.
– Не знаете? – отозвался Гарри. – То есть как так? Вчера там, у многогранника, вам все было ясно. Вам же все было понятно, когда вы запрашивали этот хлам.
Астроном был еще больше обескуражен:
– Гарри, я помню, что я все знал, когда я писал список, а сейчас не знаю, совершенно ни малейшего понятия, что тут зачем.
У Гарри даже руки опустились. Он недоверчиво глядел на компаньона. Попытался что-то сказать, но увидев, как расстроен его напарник, решил не углублять тему.
– Ладно, перетащим все к многограннику, – спокойно сказал он, – а к тому времени вы, наверное, уже вспомните, как и что.
– Но я никогда ничего так не забывал, – потрясенно сказал Питерс, помогая собрать с земли кучу снаряжения. – Просто за пределами понимания.
Они выбрались на прогалину, где загадочный многогранник все еще сиял таинственным светом.
Они сложили поклажу возле снаряда и тут Питерс внезапно разразился хохотом.
– Ну конечно, я знаю, что со всем этим добром делать! Проще некуда!
Гарри снова уставился на него.
– Вы вспомнили?
– Разумеется, – уверенно ответил ученый, – передайте-ка мне самую большую коробку, на которой написано окись бария, и вот эти два контейнера. Скоро мы его откроем.
Репортер с отвисшей от изумления челюстью наблюдал, как Питерс решительно управлялся с инструментами и реактивами. Он быстро смешивал в сосудах растворы. Вздымалась пена.
Работал он быстро, сноровисто, и не просил у репортера никакой помощи. В движениях его была настолько совершенная точность и уверенность, так не похожая на былую нерешительность, что в мозгу Гарри Адамса вспыхнула и разгорелась невероятная идея.
Внезапно он сказал Питерсу:
– Доктор, вы полностью представляете, что и зачем вы делаете?
Питерс досадливо оглянулся.
– Ну разумеется, – отрывисто бросил он. – А что, не похоже?
– Пожалуйста, сделайте для меня одну такую вещь, – попросил Гарри, – давайте вернемся к дороге, туда, где разгрузилась машина.
– Это еще зачем? – возмутился доктор. – Я хочу побыстрее все закончить.
– Не сердитесь, я прошу вас не просто так, это очень важно, – сказал Гарри. – Это очень важно.
– Глупости все это. Ну ладно, идем, – сказал ученый, отрываясь от работы. – Полчаса потеряем.
Продолжая ворчать, он потащился за Гарри к грязной дороге за полмили от многогранника.
– И что же вы хотели показать мне, – спросил он, озираясь.
– Только спросить, – сказал Гарри, – вы все еще помните, как надо открывать многогранник.
Лицо Питерса вспыхнуло гневом:
– Вы… вы… кретин малолетний! Время ему некуда девать! Конечно, я…
Он сразу умолк. На лице отразился панический, слепой ужас перед неведомым.
– Не помню! – закричал он. – Пять минут назад все помнил, а сейчас даже не знаю, что я там делал.
– Так я и думал, – сказал Гарри Адамс. Хотя его голос был ровен, но по спине вдруг пробежал холодок. – Когда вы стояли возле этого многогранника, вы превосходно знали, как вести процесс, абсолютно неизвестный современной человеческой науке. Но стоило вам отойти от многогранника подальше – и вы уже знаете об этом не больше, чем любой другой ученый на Земле. Вам понятно, что это значит?