Рассказы
Шрифт:
Нежная сцена, которой она только что была свидетельницей, заставила ее переменить свое прежнее решение. Нет, она не отпустит Шэдрака! Дома она немедленно сожгла письмо и попросила мать, если зайдет капитан Джолиф, сказать, что ей нездоровится и она не может к нему выйти.
Но Шэдрак не пришел. Он прислал Джоанне записку, в которой простыми словами описал свои чувства и просил ее, раз уж она сама намекала, что и ее чувства к нему только дружеские, согласиться на расторжение помолвки.
Сидя дома и глядя в окно на гавань и остров за нею, он ждал, ждал ответа, но ответа все
Мать девушки сказала, что Джоанне нездоровится и она не может к нему выйти, а когда он стал расспрашивать, добавила, что все это, вероятно, из-за его письма, которое ее очень расстроило.
– Вы, должно быть, знаете, о чем я писал ей, миссис Фиппард?
– спросил он.
Да, миссис Фиппард знала, и письмо это было для них большим ударом. Тогда Шэдрак, обозвав себя в душе негодяем, стал объяснять, что, если письмо так огорчило Джоанну, значит, все это недоразумение - ведь он думал, что идет навстречу желаниям Джоанны. А раз это не так, то он от своего слова не отказывается, и пускай Джоанна забудет про письмо, словно его и не было.
На следующее утро девушка велела передать ему на словах, что просит проводить ее вечером домой после молитвенного собрания. Он так и сделал, и когда они рука об руку шли по улице, она спросила:
– Так, значит, у нас все по-прежнему, Шэдрак? Ведь письмо ты послал по ошибке, из-за того что мы не поняли друг друга?
– Все по-прежнему, раз ты так хочешь, - ответил он.
– Да, я так хочу, - проговорила она, и лицо ее приняло жесткое выражение, - она думала в эту минуту об Эмили.
Шэдрак был религиозным и до щепетильности порядочным человеком и слово свое привык держать, чего бы это ему ни стоило. Вскоре его с Джоанной обвенчали, - он постарался как можно мягче сообщить Эмили, что впал в заблуждение, вообразив, что невеста к нему равнодушна.
II
через месяц после свадьбы умерла мать Джоанны, и молодым пришлось погрузиться в житейские заботы. Теперь, когда у Джоанны не осталось никого из родных, она не допускала и мысли, чтобы муж снова отправился в плавание, но вот вопрос: чем же ему здесь заняться? В конце концов решено было купить на Хай-стрит бакалейную лавку, хозяин которой как раз продавал свое дело вместе с запасами товаров. Шэдрак в торговле ровно ничего не смыслил, немногим больше понимала в этом деле и Джоанна, но они надеялись, что со временем приобретут опыт.
И вот они посвятили лавке все свои силы, много лет подряд держали ее, но без особого успеха. У них родилось двое сыновей, и мать боготворила их, хотя к мужу никогда не испытывала страстной любви; им она отдавала без остатка все свое внимание, все свои заботы. Но торговля шла кое-как, и мечты дать сыновьям образование и вывести их в люди угасали, сталкиваясь с действительностью. Дальше грамоты их учение не пошло, зато, живя с детства у моря, они наловчились во всем, что относилось к мореплаванию, такому привлекательному для мальчиков их возраста.
Наряду с повседневными домашними делами и заботами о своей семье, мысли Джолифа и Джоанны постоянно занимал еще один предмет - семейная жизнь Эмили. По странной прихоти случая, которая заставляет иногда обратить внимание на тех, кто затаился в тихом уголке, и пройти мимо тех, кто на виду, милую девушку заметил и полюбил один преуспевающий купец из местных жителей, вдовый, на несколько лет старше ее, но еще довольно молодой. Сначала Эмили заявила, что никогда ни за кого не выйдет замуж; однако мистер Лестер проявил терпение и настойчивость и добился наконец, что она дала согласие, хотя и с неохотой. Плодом их брака были тоже двое детей; они подрастали, делали успехи, - и Эмили всем говорила, что никогда и не думала найти такое счастье в замужестве.
Дом почтенного купца - одно из тех основательных кирпичных строений, которые в провинциальных городах иной раз вклиниваются среди старинных домиков, - выходил фасадом на Хай-стрит, почти напротив бакалейной лавки Джолифов, и для Джоанны было сущей мукой сознавать, что женщина, чье место она когда-то захватила из одной только зависти, теперь, достигнув благосостояния, каждый день видит из своих окон запыленные сахарные головы, кучки изюма и жестянки с чаем, выставленные в убогой витрине лавки, хозяйничать в которой выпало на долю ей, Джоанне. Так как торговля сильно сократилась, Джоанне приходилось одной управляться со всеми делами, и она прямо-таки умирала от досады и унижения при мысли, что Эмили Лестер, сидя в своей просторной гостиной, могла с той стороны улицы наблюдать, как Джоанна суетится за своим прилавком, угождая покупателям, которые и покупали-то на грош, - но как-никак они поддерживали торговлю, значит, нужно было радушно встречать их и даже на улице проявлять к ним любезность, меж тем как Эмили спокойно шествовала мимо с детьми и гувернанткой, беседуя как равная с самыми именитыми жителями города. Вот что выиграла Джоанна, не позволив Шэдраку Джолифу, который не так уж был ей и дорог, отдать свою любовь другой женщине.
Шэдрак был добрый, порядочный человек, он хранил верность жене и в поступках своих и в помышлениях. Время подрезало крылья его чувствам, и былая любовь к Эмили уступила место привязанности к матери его сыновей; он забыл уже давнюю мечту своего сердца, Эмили вызывала в нем только чисто дружеское чувство. Так же относилась к нему теперь и Эмили. Будь у Джоанны хоть какой-нибудь повод к ревности, это, возможно, принесло бы ей некоторое удовлетворение. Но и Эмили и Шэдрак совершенно примирились со всем, что она сама для них подстроила, и именно это особенно разжигало в ней досаду.
У Шэдрака совсем не было той мелочной расчетливости, которая необходима розничному торговцу, всегда имеющему дело с многочисленными конкурентами. Спросит какой-нибудь покупатель, действительно ли бакалейщик может рекомендовать тот чудесный заменитель яиц, что был навязан лавке настойчивым коммивояжером, - а Шэдрак ответит, что "коли не положишь в пудинг яиц, так нечего удивляться, что он яйцами и не пахнет"; а спросят его о "настоящем кофе-мокка" - в самом ли деле это настоящий мокка, - и он угрюмо ответит: "Такой же настоящий, как во всех мелочных лавках".